Обнажённым нервом
и открытым чувством
он изведал меру
жизни как искусства.

Стих творил не лимфой,
а горячей кровью,
замыкая рифмой,
размыкал оковы.

И царя свободней,
и свободней черни,
слыл за сумасброда
в их облыжном мненьи.

Соглядатай игрищ
вкруг смертельной драмы,
чернь плела интриги
гнусными устами.

Он на перекрестье,
словно на прицеле,
пишет кодекс чести
кровью на дуэли.