.

Бесснежный январь. Двор. Пора деловых.

Сначала – звезда горпейзажа ворона.

За ней, как тот гетман, но без булавы,

сосед, приземляющий зад вместо трона

 

на кожу отчаянно  взятой в кредит

серебряной грёзы горючей породы.

За ним, как росянка за мухой, следит

худая раба сексуальной  свободы.

 

Поодаль, в несвежих спортивных штанах,

юдоль матерящий и пастью дымящий

мужчина с ведром, как расстрига-монах,

языческим духам дары возносящий.

 

А вот и алтарь, то бишь мусорный бак.

И жрец его бомж – он же тайный лазутчик

миров параллельных, на кои мне так

охота взглянуть хоть бы в лунный глазочек.

 

И снова ворона, теперь не одна,

а в гам-ме с  грачами. Мурло на заборе,

как  небо в ответ умоляющим нам,

зевает вослед мимолающей своре.

 

Здесь пахнут скандалами кухонь дымы,

здесь нищие духом блаженны до скотства.

И мусор…И мусор  везде… Будто мы

живём лишь для мусора воспроизводства.

 

И в этом  бездарном и грязном аду,

где птицы похожи на чёрные вести,

как на эшафоте, у всех на виду

влюблённые. Мальчик и девочка. Вместе

 

им тридцать едва. И пацан, как во сне,

её белой ручки целует запястье…

А девочка думает: «Если бы снег

случился сейчас, он бы выпал на счастье»…

 

И вдруг на ладонь её, как на огонь,

одна со всей стаи, бежав поединка

с ветрами, уйдя от засад и погонь,

ночным мотыльком прилетает снежинка.

 

И тает… И дети, смеясь на ходу,

уходят в обнимку, как звери с ковчега.

И страшно подумать, что в этом году

им больше не будет ни счастья, ни снега.