Пруд

Узкая, извилистая и песчаная улица напоминает русло пересыхающей реки. Жизнь постепенно уходит из её берегов, на которых стоят старые, обветшалые деревянные дома. Многие из них заколочены и смотрят на мир темными и печальными окнами. Молодёжь разлетелась из-под родных крыш в большие города, а старики в какой-то одному Богу ведомой очерёдности перемещаются на небольшое сельское кладбище.
Среди домов, одинаковых в своей заброшенности и опустошённости, этот дом кажется каким-то особенным и таинственным. Возможно, такое ощущение появляется из-за того, что дом стоит в глубине сада, и расстояние делает его ещё более одиноким. А может быть, причиной этому – неровный, спускающийся участок и близкие грунтовые воды, отчего яблони, окружающие дом, кривые, с причудливо изогнутыми ветвями. Они как бы балансируют в воздухе, стараясь удержать равновесие на склоне и цепляясь изо всех сил корнями за ускользающую почву.
Когда-то в этом доме размещалась сельская библиотека, но потом, она переехала в новый, открывшийся дом культуры, где были и кинозал, и танцевальный зал, и много других, необходимых для отдыха помещений. Освободившийся дом продали по невысокой цене семье военного, который демобилизовался и решил вернуться в родные края. Майор прошёл всю войну, дошёл до Берлина, а после возвращения на родину женился и продолжал военную службу. Он настолько привык жить по военным законам, что в обычной гражданской жизни растерялся, чувствовал себя неуверенно и никак не мог приспособиться к ней. Он не стал обустраивать дом, оставаясь равнодушным к нему, как к казарме, или месту временного пребывания. И дом отвечал ему тем же – он оставался холодным и чужим. В нём совершенно отсутствовало то, что называется добрым духом дома.
Майор много раз менял место работы, пока, наконец, не устроился в военизированную охрану на небольшом заводике. Ему выдали служебную форму, напоминавшую ту, к которой он привык за свои военные годы. Она и строгий режим проходной вернули ему былую уверенность и спокойствие. В жизни снова всё было чётко и ясно, всё по уставу.
Вырос и уехал сын. В доме стало еще холоднее, и даже лампочки по вечерам стали гореть тусклым, безжизненным светом. Жизнь превратилась в длинную цепочку дней, которые заполнялись службой, домашними хлопотами, чтением газет и военных мемуаров. Иногда майор по старой привычке писал конспекты статей, делал выписки из газет и книг. И казалось, ничто не может нарушить этот устоявшийся, размеренный и однообразный ритм.
Но был один уголок в дальнем конце сада, где поселился дух, не пожелавший жить в доме. Этот уголок жил своею жизнью, он радовал и согревал сердце майора, поскольку дух очень старался. И каждый день, в любое время года майор шёл туда, как к старому доброму другу.
Это было самое низкое место на участке, которое постоянно заливалось дождями и талыми водами. Много лет назад майор пригласил соседа-экскаваторщика, и тот, зачерпнув несколько раз ковшом, вырыл глубокую яму, которая тут же стала наполняться водой. Так появился пруд. Со временем он зарос камышом, разными водорослями, вода в нём стала прозрачной, живой. Дикие утки, которые опускались во время перелёта, принесли на своих лапах икринки, и в пруду стали водиться караси. А на берегу всё гуще и гуще становился куст калины, выросшей из нескольких тонких прутиков, посаженных майором.
Зимой пруд замерзал, и чтобы рыба не задохнулась и не погибла, майор пробивал лёд, подкармливал рыбёшек. И калина, румяная и лишённая горечи, пылала над белоснежным уснувшим миром. Весной вокруг пруда сияло жёлтое кольцо одуванчиков, и косить их было почему-то легко и радостно. Летом по слюдяной поверхности пруда бегали быстрые водомерки, в глубине лениво шевелила плавниками рыба, а около берега грелись в прозрачной и теплой воде наивные мальки и важные темные жуки. Лягушки откладывали на стеблях водорослей свои икринки, и через короткое время в воде гонялись друг за другом весёлые головастики. Иногда на камышах, разогревшись на солнце, висела и наблюдала за этой суетой парочка черных, блестящих ужей, а потом, выбрав момент, синхронно и грациозно уходила в воду.
Майор смастерил простую скамейку на берегу и подолгу сидел под калиной, наблюдая живой и теплый мир пруда, думал о чём-то своём.
Когда умерла жена, дом стал совсем неприветливым, а поскольку стояла тёплая весна, майор почти не заходил в него. Он каждый день ходил на кладбище и потом сидел у пруда. Цепочка дней разорвалась, и звеньев у майора оказалось всего 25. Столько дней он смог прожить без жены.
В холодном и пустом доме нет ничего, что напоминало бы майора. Разве что в старых растрескавшихся половицах живёт далёким эхом звук его шагов, да стены помнят его громкий командирский голос. И только пруд, в глубине которого затаился добрый и печальный дух, живёт своей ровной и спокойной жизнью.