(Даже если слов таковых не знает!),
здесь энергетика прропадает. Нодаром строка взята в скобки. Без нее вообще лучше обойтись.

На усталую голову не стал касаться сути. Боюсь, что и сейчас не шибко готов...

Прикольна традиция не упоминать сакральных имён.
Вера в Б-га... тогда уж и вера в Ч-ка (поскольку по образу и подобию)
взаимноувязаны.
С утратою веры в Ч-ка рушится всё здание веры.

Стихо об этом не рассуждает, а действует. Оно ищет (не побоюсь этого слова) Богоподобия. Докапывается до него. И оставляет читателя в осознании возможности вновь обрести веру в (и этого слова не убоюсь) Человека.

Это бытийная работа каждого нашего дня, без неё мир наш (сперва как бы только внутренний) рушится.
Говорить и писать об этом задача апостольская.
Слово должно очистить себя аскезой - снять с себя все эстетные красивости, вспомнить своё исходное беспафосное целомудрие и достоинство сопричастности первоосновам жизни.

Да обретут мои уста первоначальную немоту...

Из опыта благоговейного молчания рождается новое слово - внесуетное. Мы с трудом привыкаем к нему. Наши игры затянулись, вне игры оказаться страшно, совлекшись мишурных одежд - голая душа - стыдится своей богоданной наготы. Снова и снова бежит из рая в обезбоженность, становясь блудным сыном, бомжом, пусть даже и одетым весьма респектабельно...

Ёмкость этого стихо псаломская. Кто-то же и сейчас псалмы читает...

:-)

Почему-то почудилось что-то из средневековья - "духовные стихи" Германии и кантиги Испании. Претензия ритма здесь - гетевские "Вечные законы".
И все-таки немного эстетство, которое иногда переходит в бессилие (язвы бессильной плоти - какие же язвы, если бессильной!). "Доверчива перед" - не знаю, можно ли так сказать. "Доверчива чему-то" - это хоть еще можно как-то оправдать.

Однако стихотворение мне нравится:

Что одна во весь свет сияет
И теплом своим все содержит.