Январь в Египте

1.
Звезды выстроились в цепи -
справа влево – над горой.
Нету сроков, нету целей…
Это отпуск, день второй.

От палатки бедуинов
пахнет сладко анашой…
Джин волшебный. Вечер длинный.
Море теплый. Жизнь большой…


2. (Рождество в Табе)
Только коньяк защитит в этот январский день
от ветра, выдувающего тепло из залива и приносящего холод камней Акабы и опустелость Анталии,
бездыханность перевалов Карса, сванетских ущелий тень,
промозглость сочинских санаториев с зябнущими членами профсоюза, и далее на север…

А далее
заснеженные равнины покинутой нами страны,
которая думает, что мы вернуться должны,
потому что долг, потому что виза, потому что служба, потому что недешевая квартира рядом с парком Кирова,
потому что она не думает, что мы ее кинули.

Через час в далекий город придет Рождество,
за инеевыми занавесками на окнах хрущоб затеплят свечки, одну из них - мама.
Здесь тоже, вон за теми горами, в монастыре святой Катерины, ждут прихода Его,
и в Вифлееме. Видишь: огни? Это Его Земля. Так вот за ними, все прямо и прямо,

и прямо в этот придуманный город попадешь прямиком.
Почему – придуманный?.. просто думано о нем так много,
что он уже точно возник: камень за камнем, дом за домом… улочка – пыль с песком,
и узкая, почти невидимая, вытертая, как холстина, из города вон дорога…

Вытертые полотенца ветер прожигает насквозь, сжимает зубы, слезит глаз…
Только коньяк, неумелый арабский бренди, спасает нас.
Что-то случилось: ни одной смс, в ящике нет даже спама… Ах, да… праздник: Рождество, к тому ж - воскресение…
Почему шепчу: мама! мама! – когда уже нет спасения?..

Третий день читаю Памука. Он пишет: всюду снег, и это – Его дыхание. За всем - Он, Он!
И пусть это об Аллахе. Имена разные, а Он – один!
Мы тоже одни. Мы - в окруженьи. Вокруг Сауды, Синай, Сион…
Скоро двенадцать: надо держаться! …осталось уже мало.
…Полпервого.
Он не пришел, мама…


3.
Саудовский берег скрылся в дымке, а ведь еще вчера плыл
верблюдом, вытянувшимся горбами и шеей от Акабы и дальше на юг, острящийся позвонками, худ и сер.
Он тщетно морду вверх задирал, отфыркивался из последних сил,
глотал налетающий мокрый ветер…
Волна захлестнула его где-то без четверти семь,

когда из-за его спины должно было солнце взойти, но не взошло.
Я ждал восход, совершая утреннюю пробежку от Holiday Inn.
Остывшая за ночь скала обжигала меня холодными зазубринами и ждала тепло,
а я подымался на цыпках, выглядывая верблюжью спину. Но - никаких спин…

А в отеле меня ждал горячий чай с круассаном и на рецепции панорамное окно без штор,
которые предназначены для того, чтобы сидеть в кресле, глоточками согреваться и наблюдать шторм:
пена, вскипающая то тут, то там – верблюжьи плевки с кораллового дна,
сбитые набок, как прически дам, растрепанные пальмы, забытым неоном «Happy New Year!» расписанная стена…

Так можно сидеть целый день…поймать Wi-Fi, читать френдов в ЖЖ, тянуть вино,
настукивать текст подобно акыну…Иногда поднимать глаза от клавы, а там совсем другое кино:
долгие волны во весь экран, арабчонок кутается в капюшон, ловит улетевший матрац.
Вот так проходит отпуск. Скоро покажут финальный титр: мол, всё…абзац.

Четырнадцать дней, честно заработанные еще в позапрошлом году, равнодушно проходят за этим окном. И хотя бы след…
А были они вообще? Так же, как тот верблюд?.. Чернота, никого нет.
Бармен говорит: холодно, друг? Это хамсин, пыльная буря. Он никогда не кончится.
Джин без тоника –
от него средство одно.
Смотришь в экраны:
критик Анкудинов на ком-то топчется…
в другом неон подмигивает: Happy!.. сгорбившемуся человеку за столиком.

Вот такое кино…



4. (Ветер Синая)
Бронзоволицые горы в шрамах, плохо пробритых морщинах и складках –
скулы и лоб бедуина –
солнце коснется ладошкой.
Подобье улыбки осветит Синай…
Так начинается день.

Между девятью и полдесятого из-за мыса, со стороны Эйлата и Акабы появится дымка.
Ветер, легко щекотавший волосы на груди, вдруг не на шутку жечь начинает.
В принципе, можно спрятаться в море. В маске и с трубкой стать для него невидимкой,
пока не начнет протекать маска. Вот тут-то он и настигнет – северный ветер Синая.

Замотаешься в полотенца, обложишься лежаками…он и туда проникнет! Позорно сбежишь, двинешь
к пляжному бару. Здесь первые пятьдесят и вторые – в ожидании тщетном
начала таянья острых кристалликов крови. Следующий промежуточный финиш –
бар у бассейна. Там предложат сауну и массаж, а также экскурсии: Израиль, гора Моисея, Петра.

Снова выберешь бренди и водку:
самый короткий путь к просветлению духа, прояснению памяти и очищенью от скверны.
Потому как думаешь: самый короткий –
он самый верный.

Аниматоры Оксана с Кишинева, Степан из деревни Шишкино Мышкинского района, абрек Мохаммед и Мыкола с-под Белой Церкви
примут участие в согревании: заставят дротик метнуть, исполнить животный танец, поднять тетю Цилю с Витебска с первого жима.
Выдадут приз за артистизм, силу и целкость:
по пятьдесят рома, виски и джина.

Дух просветлился, очистился дух!.. вознесся по лестнице, взмыл над отелем!
Видит далёко назад и вперед: всё, что некогда было и некогда будет,
как на тарелке теперь.
Только вот нет аппетита…

Да, аппетит… На обед местная кухня: …всё, как в нашей кафешке: шаверма да барашек на гриле.
То, чего нету, - зимнее солнце, напекающее затылок, и ветер. Его постоянство
неколебимо никакими стенами и навесами. Он тяжело хлопает пальмовыми крыльями,
величественный, как флаг государства.
Он и сам – государство.

Я в государстве Твоем случайный прохожий, похожий на прочих, вот так же на этой терассе, залитой соком оранжевым солнца,
бледною грудью, плечами ловящий луч дня, уходящего дальше, к Суэцу и Криту,
от Твоего - от прямого, пронзительно синего - взгляда лицо закрывающий курткой, рукой, чем придется…
Нет, не смотри так.

Складок и шрамов с морщинами больше не видно – тёмно лицо бедуина,
в дымке кальяна он, очи смежив, улетает…
Вот встрепенулся от холода, раздул угольки, зарядил закопченную джезву…
В полог свой, тканый из тряпок (ну, половик деревенский – для зримости пущей),
он завернется – и всё.
Ночь…
Спи до рассвета, ветер Синая.


5.
День угасает… прекрасная смерть в опахале из пальм и под музыку Ференца Листа,
и нестрашна она, и возвышенна так, и так близка.
Очертания гор аравийских… Румянец на скулах переходит в пастель.
Только так ледяна, так песчинками жжет и щетинится наша постель!

И поэтому: сад с замолчавшими птицами, и поливалки по плиткам, по веткам, по икрам,
прятки и догонялки по минотавровым лабиринтам.
Всё, как в детстве: нас ищет Прекрасный-Ужасный…принцесса? старик?
В животе наготове и выдох последний, и крик.

Фонари так упрятаны ловко, что клумбы и кактусы нимбами светятся сами.
Налетающий ветер играет, как мы. Он чудит с голосами:
то послышится сына «ау!» и приглУшенный смех (это он затаился от нас в позапрошлом году… ),
то закашляет старчески тот, кто уж точно не в этом саду…

Боком о бок, затылок в затылок, к востоку ногами, - на истертых в песок камнях и ракушке
лежаки, словно плиты, белеют. Их хозяева там, где огни, шепчут, вальсируя, в дамские ушки
и смакуют коньяк, раскуривают сигареты, предвкушают, что будет дальше… А завтра по своим местам
разложит всех… Где наши?
Who is there? Кто там? -
секъюрити в арафатке высовывается из будочки. Улыбайся, дыши свободней.
Мы гости, мы здесь живем. Вот наш пропуск в отель. Во всяком случае – на сегодня.
Thank you, amigo!
Опять шаги за кустом.
Бежим! мигом!
Договоришь потом.

…В ресторане притушили свет, опустили шторы… Официанты бренчат посудой, сворачивают скатерти, затирают лужи от вин.
В амфитеатре представляют шоу «Мистер и Миссис Холидей Инн».
Нам не к чему состязаться в угадываньи цвета белья и шариков лопаньи. Мы-то знаем, кто мистер и миссис
в этом парке расходящихся тропок и сходящихся к одной мыслей,
которая уже близко… Ничего не бойся, беги за мной, ни о чем не думай, все будет ОК…
Еще один рывок!.. еще полянка!.. еще одна изгородь…Ну, последний прыжок.

Сядь на скамью, отдышись… А + В. Какой-то турист перочинным ножичком, как я тогда на лавке у дома под вишнями нашими…
Вот эта щербинка очень знакома…и эта жизнь… Не вяжется, но, кажется, я понимаю… Мы пришли туда, откуда всё начали!

трава мягкая рука чистая нежная как двадцать лет назад опять шаги тебе пора подымайся кому говорю не бойся ничего эхо всё позади иди ступай вперед вперед
не оглядывайся я просто ему посмотрю в глаза видишь свет? не тот, этот так вот иди на него

а мне оставь тот

6.
Ну, хотя б он сменил направление!- упрашивал столько дней.
Сменил… не с северо-востока дует теперь, а – вот западло! – с северо-запада.
Всё то же самое, только хуже: порывистей, холодней,
и доносит не отливов, а ресторанной кухни запахи.

Мяч летит, когда подаешь с солнечной стороны,
правее на девяносто градусов, так что делай поправку. Ее же, кстати,
учитывай, чтобы увидеть прелести и опрелости чужой жены
(случайно, конечно!) – когда она, укрывшись коротким полотенцем, выкручивает купальник, надевает платье.

«Прелести и опрелости», «случайно, конечно», «чужой жены» - нехорошо, да?
Поморщитесь, сплюньте, в конце концов! Я и сам плюю и морщусь…
Восстановить равновесие души и тела поможет вода,
ледяным шампанским разбивающаяся о камни, солеными брызгами снимающая любую порчу.

Меня испортили не бедуинки в черном, предлагающие бусы, амулеты, платки у входа на пляж,
не укутанная по самые брови луноликая арабка Амина, собирающая в сауне доллары, не признающая сдач, - а память,
которая сдерживалась плотиной задач, графиком встреч, планом продаж,
а тут прорвалась…затопила меня и дальше спамит…

Она никому не нужна. Мне и тебе – в первую очередь. Зачем поминать позапрошлый апрель?
Волейбол, дайвинг, водное поло, обед… Отдыхать, как и жить, надо просто!
«Халя! Халя! Скорише сюда, здесь мьясо дают!» Это не Куршевель…
И тетя Циля из Витебска – не Робски. Да и я – не Прохоров. Не вышел ростом…

Слава тебе, Господи!.. Завтра наш самолет,
пьяный беспошлинным «Хенесси», свежие газеты: в Тенесси праймериз, в теннисе взошла новая звезда… Вытряхни песок из панамы.
Все прошло, милая. А то, что еще не прошло, еще пройдет
и станет спамом.

4-17.01.2008

Андрей Баранов (Gleb Bardodym), 2008

Сертификат Поэзия.ру: серия 418 № 58498 от 18.01.2008

0 | 2 | 2370 | 20.04.2024. 02:53:07

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []