Протекая по улицам старого Владикавказа,
Растворяясь то в солнечном душе, то в пене теней,
Длинноногое время, румяно и зеленоглазо,
Мимоходом касается нами непрожитых дней.
Не преследуй его - заскользишь по спирали обратной!
Невозможность затянет: мы сами алкаем ее!
Не удержат ни сквер, ни балкончик с лозой виноградной,
Ни покой переулка, что к Тереку вьется змеей,
Никакие твердыни... В ином, нефизическом, поле,
Прислонившись к платану, взволнованный ждет человек:
Поглядеть на него - утоленье пожизненной боли -
На подсохшие губы его, на младенчество век...
Серебрится под елью ресниц отраженье фонтана,
От усердия бритвы на скуле прозрачный синяк -
Он реальней, чем лопнувший панцирь опавших каштанов,
Чем кривые ступени у лавки "Дербентский коньяк".
Он влечет через годы и страны космической тягой
Провалиться в небывшее, чтобы коснуться его,
Только вдруг прозвенит переулок ребячьей ватагой,
И окажется мир настоящим - и нет никого...
Но, задеты невольно, мечты - эти древние глыбы
Начинают катиться, и в гуле рокочут слова:
Нам же было дано, мы могли бы, могли бы, могли бы...
И побитое сердце во мраке сидит, как сова.
И, мерцая, по городу шествует юное время,
Невидимка - лишь такса ощерилась из-за угла,
Одинаково скоро оно на расправу со всеми,
Никому не желая ни смерти, ни прочего зла,
Просто делает вдох - и зияет в пространстве прореха,
И клубится за ним, оседая морщинами, страх.
А ему все равно, и его беззаботного смеха
Чабрецовое эхо звенит на альпийских лугах.