Слово "Тишина" (триптих)

Стасу Кузьмину посвящается

1.
Заговори меня, заговори,
не дай мне вставить слова в монолог твой,
и буду я безмолвный интурист,
а ты – мой чичероне. И неловко
не чувствую себя, когда молчу:
я слушатель, я суть запоминатель,
я – выбор твой из мыслей и из чувств
той истины, которую Создатель
не вкладывает в слово, что еси
ритмокамланье, звукосочетантство,
произнофарисейство на фарси,
полисемейство новоханаансте…

Я тишина. Со мною тяжело.
Понять такую – вечную, как камень –
и о него волной – твой монолог –
и не пытайся. Мхами и стихами
на камне нарисуешь свой узор,
но суть его и тяжесть не затронешь.

…Веди меня за руку в разговор –
в кунсткамеру свою, мой чичероне.

Там заспиртован смысл, и за стеклом
нашит гербарий редких эрудиций,
там, вытертый от пыли, каждый том
энциклопедий, каждая страница
сияет. И безмолвные глаза
мои к ним тянутся, но в миг принятья
все исчезает, как шумливый сад
из памяти глухих – свои объятья
развертывает миру тишина
и, спеленав их в байковые пледы,
баюкает слова… В их детских снах
и есть ответы. Все мои ответы.

2.
Когда умеешь говорить и жить,
молчание и смерть, пожалуй, скучны.

…Твое сказуемое подлежит
сказанию о подлежащем…
Уж не
пытаешься ли испытать в судьбе
сравненья с тем, кто был в начале Словом,
кто не хотел, чтоб вечно во гробех
лежали молча все: и словоловы
и словоиспускатели?
Так Он
давно узнал, что Словом быть смертельно.

Но согласись, что каждый, кто рожден,
достоин смерти.
Ох, и сверхпредельны
ее достоинства!.. Она одна
по-настоящему жива без речи.

Услышь ее!.. Как радиоволна
невидима, так смерть в извечной сече
неслышимо берет над жизнью верх
и коронует тишину над звуком –
ее рабом, чьи кандалы вовек
несокрушимы. Изгибаясь луком
и резонируя в голосниках
соборов и в утробах инструментов,
разнясь на крик и вопль, на вздох и ах,
и делаясь предельно когерентным,
он лишь доказывает, что его
ничто не сможет вызволить из плена
Ее, что не нуждается ни во
интерференциях и ни в рефренах,
Ее, что есть тогда, когда ничто
другое – нет.
Таким, как ты – иная
вселенная: едва ли сможешь то,
сказать, чего она еще не знает…

3.
И тишина должна быть названа
В миру, где слово – вроде – в главной роли.
Есть слово «тишина», но вся она
Вмещается в него ли? Поневоле
В твоих глазах, бездомных иногда,
Родятся слоги, тишиной творимы.
Твои глаза Адаму бы в уста,
Когда давал ей, чуть рожденной, имя.
О Еве, притворившейся Лилит,
Так, на минутку, для разнообразья,
Во всей плоти в нем тишина болит,
Ласкаясь в утешительном экстазе.

Нет, раньше… Там, где плоть еще не бысть,
Ни человечья, ни земная и не
Небесная, и даже чистый лист
Не есть сему сравнение, но имя
для тишины уже жило в очах
Того, кто размышлял о сотворенье.
И это было Слово. И печаль
О будущих других словах в смиренье
Его звучала. О таких, как ты,
Кто позже ВСЕ окрестит «тишиною».
Простейшее дрожанье пустоты
Объемлет мироздание земное
И Небеса, и каждый звукозалп
людской, и ты, не ведая об этом,
Все говоришь, и лишь одни глаза
Твои скорбят в тиши иного света…

Марина Матвеева, 2007

Сертификат Поэзия.ру: серия 887 № 56840 от 14.11.2007

0 | 2 | 2427 | 18.04.2024. 07:55:43

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []