Море намокших зонтов волнуется. Раз-
будит солнечную печаль, воробьиный всполох.
Если читать по ладони, то август скор,
скор на расправу Октавий… И яблочный Спас
брызжет ранетом, и челюсти сводит оскомой.
Пахнет отцветшей полынью и первой тоской.

Перебирать лепестки хризантемы-ромашки:
если не к чёрту, то в стылую сетку дождя,
в дебри холодного невода, в темноту.
Где-то уснул твой кораблик, на дне опустевшей чашки,
только не спит твоя тень под портретом вождя –
ей эта тихая скука невмоготу.

Ну-ка, поддай огня! Разведи на полу в гостиной
жаркий костёр из надежд и вчерашних газет –
вытянет в форточку страх с паутинкой дыма.
Значит, вернётся зима, и в тулупе овчинном
не мужичок-с-ноготок, а угрюмый сосед
по говорящему снегу прошествует мимо.