Ты прошел сквозь меня, как Орфей сквозь зеркальную гладь,
В преисподню безлюбья, к покойным своим Эвридикам.
Мне осталось осколками скользкий твой путь устилать,
Отражая лишь миф о тебе в искажении диком.

Мне осталась косая от флюса луна в небесах,
Густозвездых пустых небесах мусульманского юга,
И тактильная память о длинных и гладких твоих волосах,
По сосцам у меня проползавших упругой змеюгой.

Мне остался - врачи называют - летальный исход:
Летним вечером к Лете забвенья претензий не много.
Эта Лета на улице Алленби пересекается вброд,
По фекалиям аргусов, лающих под синагогой.

Боль и память умерив, умелым дантистом Харон
Дани ищет в немых гнилозубых провалах.
Я открыта для жизни и смерти с обеих сторон,
Из которых по острым обломкам себя доставала.

Не достанься Харону! Храни тебя местный Аллах
Под перстом минарета - для дактилей, ямбов, хореев,
Для сквозных силуэтов в изломанных злых зеркалах.
Не твоей ли кровищей расщелины их багровеют?