Ничего не осталось. Никто не сумеет вернуться.
Только ветки твои
продолжают
отчетливо
гнуться
под руками метели, и бьется семейство грача
в побелевший висок
над сутулой громадой плаща.

Ничего не осталось: ни пыли, пыльцы тишины.
Ни недвижности взгляда
на эту строфу со стены,
ни ее запятых, что как следствие смерти в пустыне,
наведут невзначай
на обломки историй о Сыне.

Не вернется никто. Да и некуда. Больше чем полюс –
эта жизнь без тебя –
в голубом
мельтешении
полос,
надо всем, что кричит – но не может никак задохнуться.
Не вернется никто.
Да и некому больше вернуться.