Эротические сны

1
Там, в антикварной тесноте стиха,
Пылища, патина и паутина,
Отжившего жилища требуха,
В рельефной раме старая картина,
Где видим эротический сюжет,
Внеисторическую пастораль.
Хронического ханжества мораль
Стряхнул маэстро с кружевных манжет,
Изобразив пастушку с пастухом
В момент соития в хлеву глухом.
Поставив инвентарную печать,
Потомки продолжают изучать
В классических и эклектичных школах
Любовников, по-рубенсовски голых.

2
Любовников, по-рубенсовски голых,
Встречаем на зачитанных страницах.
На плотных полках, полных книг бесполых,
Запретным плодом фолиант хранится.
И переходный возраст по стремянке
Туда стремится, словно в адский сад,
В котором засадил маркиз де Сад
В упругий зад упрямой лесбиянке.
И с языка слюна текла по-щеньи,
И щеки пунцовели от смущенья,
Когда читалась эта чепуха.
И было очень тяжело в ученье:
Плоды влечения и просвещенья
Скрестила ночь внебрачной буквой "ха".

3
Скрестила ночь внебрачной буквой "ха"
Заглавно-главной в речи нецензурной
Усатых старшеклассников "ха-ха"
Над матерно-литературной урной,
Чтоб радостно, по-жеребячьи ржали.
Крест буквы "ха" казался центром мира.
Она на стены школьного сортира
Занесена была, как на скрижали.
В те дни властитель мыслей был Барков,
А специи заправских остряков
Взрастали на учительских проколах.
Спросите созревающих бесят -
Ведь даже доски классные висят
На непристойно стонущих глаголах.

4
На непристойно стонущих глаголах
Сказуемое просто ум теряло,
А подлежащее держалось на уколах
И на себя тянуло одеяло.
Но некто Зигмунд Фрейд, еврей из Вены,
Перебежал дорогу фармацевтам,
Советы раздавая без рецептов,
Чтоб подсознанье не вскрывало вены.
Он заявил, что фаллос - ось искусства,
А всякие святые чувства
За ним лишь фоном кажутся херовым.
Историки схватились за перо,
Чтоб эту ось установить хитро
Двуликим словом на холсте суровом.

5
Двуликим словом на холсте суровом
Блистает лак языческой морали,
Язык эзоповым акцентом скован,
Но плагиаторы шедевр украли
И поместили в галереи клеть.
Лети, либидо лебедя, над Ледой,
Ведь Рафаэль крадется тайно следом,
Чтоб кистью этот факт запечатлеть.
Плыви, либидо, лебедем плыви.
Истории искусств извергся кратер
На карте черных дыр и белых пятен,
Где грубо вырублены рубаи,
Всемирную историю любви
Из лунный бликов выковал ваятель.

6
Из лунных бликов выковал ваятель -
Уликами - фонтана струи.
Куда влечешь, целующий приятель,
Меня из "диско" тесного воруя?
Туда, где прежде высилось весло
Шедевра парковой скульптуры,
Но гипсовые руки дуры
Культурой парка унесло.
Там, на ромашковой кровати,
Изъятые из текста "яти"
В полупризнаниях подруг
Я получу из первых рук,
Когда окаменеют вдруг
Упругие сплетения объятий.

7
Упругие сплетения объятий
Затянутся петлей на горле,
И близкий запах станет неприятен,
А поцелуй затянутый - прогорклей.
Утробным оборотнем страсть
Легко дойдет до истощенья -
И превратится в отвращенье,
Чтоб у меня тебя украсть.
И ты уже в романе новом
Сюжетом новым очарован,
Разглядываешь интерьер
И с интересом нездоровым -
Картину в стиле "адюльтер"
За тонким крокеллюровым покровом.

8
За тонким крокеллюровым покровом
Рутинная семейная картина:
Для бытового жанра уворован
Из жизни смысл по милости кретина.
Но дети, дети... Господи прости!
Они-то ведь ни в чем не виноваты -
Шумны, нетерпеливы, грубоваты,
Но им еще расти, расти, расти.
Семья? Картина? Зеркало кривое?
Но тайны не доверить тайникам,
Себя кладя в постель, как под конвоем,
И молчаливо воя волчьим воем.
Там, в темной перспективе, эти двое,
Увы, подобны нашим двойникам.

9
Увы, подобны нашим двойникам
И те, кто на семью утратил право,
Кто, подставляясь сплетням-сквознякам,
Бродячему не изменяет нраву.
Бесись, бесись, порода дворовая,
От хумуса, ХАМАСа и хамсина,
На сучьей свадьбе лай последней псиной,
Урви кусок любви от каравая.
Плешивый, поседевший Дон-Жуан
Все обольщает растолстевших Анн,
Собаку, да и зубы, съел на этом.
Но цепи рвут, и ранят рикошетом
Бездомные бродячие сюжеты,
Ходившие веками по рукам.

10
Ходившие веками по рукам
Шедевры эротической крамолы,
Доступней, чем костры еретикам
На книжных площадях Савонаролы.
А в книжной лавке очень романтично
Знакомство. Вижу издали: рыбак
Из племени бездомного собак,
Хотя по виду - человек приличный.
Оставит адрес в блоке записном
И поцелует во дворе сквозном,
Там, где живу, - на юге Флорентина,
До ужина с недорогим вином,
Когда тускнеет город за окном,
Как темная от времени картина.

11
Как темная от времени картина
Предвосхитила бред минувшей ночи,
В котором хрипло стонешь, как скотина,
Рычишь, и на себя похож не очень?
Где отдаюсь тебе, как на съеденье,
С одеждой вместе раздирая кожу.
И рай не нужен, и Господь ничтожен,
Бессильный, словно в день грехопаденья.
О Господи! За что мне эта кара?!
Там, за окном, светлеет город старый -
Чужая жизнь, чужая Палестина...
А я в объятьях жадного пожара
С налетом прошлогоднего загара.
Светай же, день святого Валентина!

12
Светай же, день святого Валентина!
Чтоб было будничным, рабочим утро.
По радио звучала каватина,
И на лицо накладывалась пудра.
Все та же улица в парах бензина,
Арабы сонные на остановке,
У манекенов модные обновки
Пылятся за витриной магазина.
Но в клетке мозга певчая строка
Умолкла, охмелевшая слегка
От дозы наслаждения в крови.
Приди же, День любви, издалека,
Через века, свалившись с потолка,
И тем свое сияние яви!

13
И ТЕМ свое сияние яви!
В объятьях скользкой, сексуальной темы...
Французы бы сказали: се ля ви.
Русскоязычные на эту тему немы,
Иль зычным матом пахнет перевод.
Седой мадам, увы, не показалось:
Сквозь голый текст многоэтажный фаллос
Легко уперся в божий небосвод.
Читательницам в возрасте и выше
Рекомендую возмущаться тише,
Но, уважаемые визави,
Я не прошу прощения у тех,
Кто каждый стих мне засчитал за грех,
Кого смутила видимость любви.

14
Кого смутила видимость любви?
Потомок усмехнется в укоризне.
Его смутила видимость любви,
Нам ложью сокращающая жизни.
И выдумает он такое слово,
Чтобы без терминов от Гиппократа,
Эзоповых иносказаний, мата
Развеять тайну акта полового,
Которую и мы постичь хотели...
Затем в букинистическом отделе
Он этим строкам вскроет потроха -
И разглядит тебя в моей постели
С живым загаром на горячем теле
Там, в антикварной тесноте стиха.

15
Там, в антикварной тесноте стиха,
Любовников, по-рубенсовски голых,
Скрестила ночь внебрачной буквой "ха"
На непристойно стонущих глаголах.
Двуликим словом на холсте суровом
Из лунных бликов выковал ваятель
Упругие сплетения объятий
За тонким крокеллюровым покровом,
Увы, подобны нашим двойникам
Ходившие веками по рукам,
Как темная от времени картина.
Светай же, день святого Валентина,
И тем свое сияние яви,
Кого смутила видимость любви!

Рита Бальмина, 2007

Сертификат Поэзия.ру: серия 1119 № 54997 от 25.08.2007

0 | 3 | 5103 | 17.11.2024. 19:44:08

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []