***

Распались дни, и прошлого фрагменты
лишь в памяти сливаются в одно –
их обвиваешь траурною лентой
и опускаешь медленно на дно.

И дом встает… Теперь – уже ничей,
слетает позолота с тех лучей,
что в дом ломились утром, рано-рано,
где были мы друзьями всех вещей,
но первым другом было – фортепьяно.

Оно теперь молчит, не ждет, не плачет,
и белых клавиш не вздымает пену…
На нем играл русоволосый мальчик –
клавиры Баха и ноктюрн Шопена.

Теперь и он прошел до середины
судьбою предназначенный отрезок –
в стране, где нет берез, и нет рябины,
где прошлое – непрошенный довесок.

Дни распадутся, никуда не деться,
и линии сотрутся на руке,
как очерки событий… Только детство
старинным домом встанет вдалеке,

где неизменно только фортепьяно,
среди других распавшихся вещей,
где клавиши лишь вспыхнут первозданно –
от позолоты утренних лучей.