Ночь медленна, как траурный снежок.
Редеют кроны в сумраке зелёном,
и травы покидают полигоны,
нацеленные прямо на восток.

Нерасторопны птицы и снега.
Зато смелы к рассвету граммофоны,
что, рассыпая праздничные звоны,
уходят в заповедные луга.

Они бредут, прозрачны и легки,
равнинами, где камни проплывают,
спешат на зов, но после забывают,
кто их манил и потчевал с руки.

И, вскрыв земную тёплую кору,
вольются в зазеркальное пространство,
где память обретает постоянство,
где я уже, возможно, не умру,

где сквозь слепую готику луны
всё неизбежней, всё шумнее реки,
в чьих водах, отражённое навеки,
гнездится сердце с правой стороны.