Два слова на зрачок от тишины,
над реками привычной кривизны,
в глухом бездомье малого ночлега
монеткой медной стиснуты в зубах.
И труден вдох. И замедляет шаг
патетика нечаянного снега.

И таково молчание травы,
что не сносить, казалось, головы
изгнаннику, нашедшему бессмертье
в пустыне, на зрачок от тишины.
Который год предчувствие войны
тревожит обнажившееся сердце.

И чудится сквозь света пелену:
второе сердце мается в плену,
с тоскою смотрит ввысь и просит хлеба.
Синица не покинет рукава,
как ни бесспорна в мае синева
обещанного не однажды неба.

И вот они стоят, рука в руке,
или плывут над бездной в гамаке,
не ощущая волглого пространства, –
две стороны монетки: жизнь и смерть.
Сияет их начищенная медь,
и голос обретает постоянство.