Есенин и Клеопатра (Окончание)

Пушкин:
Мне болью сердца разрывает грудь,
Готов раздвинуть я века и с ними царства,
Чтобы во сне к ней руку протянуть,
Как за усмешкой горького лекарства.
И пусть продолжит свой печальный путь
Вне времени и вне любых пределов
Лучей знакомого Полярного ковша
Моя не отомщённая душа.

Клеопатра:
Всесильны боги! Небо почернело.
Безлунная пустеет высота.
В своё всепоглощающее чрево
Мир погружает жадно темнота.

Есенин:
Месье, поднимите шлагбаум
Коленоподобного локтя,
Вы слышали, Пушкин пред Вами,
Посторониться извольте!
Неужто Вам ближе всего
Мгновения сонных наитий,
Чем страстная просьба его
В ряду воскрешённых событий?
Довольно быть светскими лисами,
Нарядные, милые, присные…
Зачем вы так,
Бояре клинописные?
.............................................
Ушкин:
Уймись, дурак!
Давно мы за кулисами.

Сенин:
Теперь не только вижу, но и слышу.
Чем раздражён? Язык бы прикусил.
Или, хотя бы, несколько потише,
Здесь люди…

Ушкин:
Повторюсь: Ты - сукин сын!
Как издевался ты, представив в героине,
Актрису, не сюжетный персонаж!
И даже Клёпу с отчеством воспринял,
И в интонациях твоих сквозила блажь
Отвергнутого некогда кретина,
А не отца её больного сына!

Сенин:
А ты заметил, как она меня,
Своими взорами насмешливо кляня,
С прекрасным настроеньем поливала,
Пощёчин разве что не надавала,
А строку первую с “дневною духотой”
Она сменила гнусною “тахтой”.
Какое злое в ней пренебреженье
Ко мне проглядывало в сцене той, с вином,
Когда она, сковав мои движенья,
Пыталась глупое создать мне положенье,
Танцуя между мною и столом.
Не стоит, Пимен, лезть в мои дела,
Ты со своими разберись вначале,
Корова чья-то, может быть, мычала,
Но не твоя…

Ушкин:
Ну , чья бы не взяла
Корова, мычать мычи, но силы береги.
Нам предстоит с тобой дуэль на рифмах,
Поборемся, Егор, как близкие враги,
В "Египетских ночах", в полуночных разливах
Полей ржаных под русскою Луною
За тетиву с отравленной стрелою.
Но всё же ты б умерил свою прыть
В оттенках озвучаемого текста.
Хочу я подозрения открыть
Свои на первое твоё по пьесе место.
Тебе не кажется, что шеф со стороны
Исследовал нюансы в монологах
Твоих и Клёпы с тем, чтобы заронить
В себя надежду после тщетных многих
Попыток обратить хоть гран её вниманья
На щедрую весомость обожанья?
Возможно и не так, тогда прости заранее,
Но в случае любом над ролью не глумись

Сенин:
Признаюсь, мне пришла такая мысль,
Когда вдруг в монологе сердце сжалось,
Да так, что я и стушевался малость,
Забыв слова, что проиграть осталось.

Белла:
Ах, мальчики! Вы, кажется, не в курсе,
В антракте зрители возле окон фойе
Глядят Луну, ну разве кто пропустит
Её затмение? Добро бы не к войне.

Сенин:
Ну, напугала! Пострашней войны.
Какое дело нам до прихотей Луны, -
Войне ли быть иль снова быть потопу!
Скажи мне лучше, видела ты Клёпу
В буфете для второй величины?

Белла:
Спасибо, как же не напомнить мне,
Что мой буфет в другой величине.
Вы о балете, видно, позабыли,
Не распознав меня в моей Сибилле,
Не то затмение вас стушевать могло?
За окнами...

Ушкин
Беда?

Белла:
Чудесное гало!

Ушкин:
Во все века – недобрая примета,
Затмение Луны или комета.
Увидишь скоро, это неспроста,
Паршивый признак, хоть и без хвоста.

Сенин:
Ввиду имеешь чёрную комету?

Ушкин:
Хорош острить! Она подобна свету
В любой своей актёрской ипостаси.
И очернить её ты даже не пытайся.

Сенин:
Ну, вот и отдохнём мы! Наконец-то!
Привет тебе заветной кельи дверца
От первого на сцене песнопевца.

Ушкин:
Покамест не закончена премьера
Нет первого…

Сенин:
Прочти названье пьесы!

Ушкин:
Другие учтены в нём интересы,-
Печального столетья “Англетера“.

Сенин:
Посмотрим мы в конце финальной сцены
Кого осыплют лавры Мельпомены.

Ушкин:
Я вижу не выходишь ты из роли.
Какие лавры? Баночка фасоли?
Очнись, заоблачный, и вспомни о талоне!
Скорей в буфет!

Сенин:
Я свой отдал Мадонне.

Ушкин:
Которой же из трёх?

Сенин:
Той, из кордебалета

Ушкин:
Признаюсь, я почувствовал, она
Не слабо отбивалась от поэта,
Настолько оказалась голодна,
Что первой сорвалась в подвал буфета.
А на твоём бы месте, недотёпа,
Моим талоном бы кормилась Клёпа.
А сам ты как?

Сенин:
Сегодня натощак.
Зато вчера успел набить живот,
Когда по разнарядке до восьми
Китайский разгружал я самолёт.
А весь товар продуктов, чёрт возьми,
Из ржавых банок – Педигри и Вискас!

Ушкин:
Теперь мурлычь две-три недели, Киска,
Или полай. Из всех съедобных бед,
Пожалуй, я бы выбрал на обед
Какой-нибудь английский Кити-Кэт.
Я слышал от дражайшей половины,
Что он сытнее искусственной свинины.

Сенин:
Ишь, размечтался, тоже мне – фигура,
У Запада – другая клиентура.
Аэропорт им даже не Быково,
А Шереметьево, и груза не такого!
Сейчас бы мне с тех рейсов упаковку,
Допустим, бутерброд и два ещё вдогонку.
Боюсь, без них уже на пол дороге
Мне плохо будет в длинном монологе.

Ушкин:
Тем более в дороге из колдобин
Так называемых стихов без габаритов,
Без светофоров на стыковке ритмов,
Где шаг вперёд прыжку назад подобен.
Надейся на подмогу инструментов,
Под музыку ухабы незаметны.
Я раза два сбивался и порол
Бредятину, забыв слова и роль,
Но подтанцовки смуглых египтянок
Раздетых сверху и до самых пяток
Настолько музыкальны и эффектны,
Что всем до лампочки высокие куплеты.

Сенин:
Конечно, автор наш в какой-то мере
На фоне молодых покажется замшелым,
Но всё же что-то есть в его манере
И стилизация местами совершенна.

Ушкин:
Ну, разве что, в единственном примере,
А сплошь – довольно скучно и кошерно.

Сенин:
Нам разбирать бы авторские тексты
В другое время и в другом бы месте,
Ну, а сейчас последствия известны:
Ведь даже и в антракте, между нами,
Мы говорим легко его стихами,
Хотя наш графоман среди подобных бестий,
Свидетельствуют многие, на вид
Египетских древнее пирамид.

Ушкин:
Плевать на автора! Он навредил, как мог,
Но будь он трижды дряхлым и кошмарным,
Опаснее для нас улыбок шармы,
В верхах имеющих и стол, и уголок.
Когда мой Пушкин выл чужие оды.
Почувствовал я лёгкий ветерок,
Не то, чтобы прохладный, но холодный.

Сенин:
Какие ветры? Ты с чего, Пиман?
Нам разрешён по пятницам экран,
Главреж не даром в землю бил челом, -
Я видел - семафор на пьесу дан,
Печать и двадцать подписей на нём!

Ушкин:
Чутьё имей, имей, Егорка, нюх
На нашу театральную погоду,
Да мало ли кому сейчас в угоду
Найти захочется хоть в чём тлетворный дух?
Боюсь, пока волынка наша длилась
Есенин вновь успел попасть в немилость.

Сенин:
Ну, выдумал! Не иначе с похмелья,
После вчерашнего гидролизного спирта.
Мели, мели, не выспавшись, Емеля,
Ещё не то взбредёт в дырявое корыто.
Фильм о Есенине по всей России с блеском
Прошёл от Нижнего до самого Смоленска!
.
Ушкин:
Моей контузией меня не оконфузишь,
Она дала ещё один мне глаз,
Пусть даже на затылке, не анфас,
Но им я чую виртуальный кукиш!
Златые горы мне порой сулят,
А мой уже всё понял вещий взгляд.
Так вот, не буду я тянуть мочало.
Скажи ты мне, любезный друг Егорка,
Возникла ли в тебе неясная тревога,
Когда до занавеса гостья упорхала,
Пришедшая из главного хурала?
Пока ты соловьём на сцене заливался,
Как водится, устроясь жопой к зрителям,
Она, ни капли не стесняясь зала,
На выход подалась почти дунайским вальсом.

Сенин:
Давай без грубости, мы, как никак, в обители
Искусства. И называй спину мою спиною
Иль тыльною, коль хочешь, стороною.
А что касается помянутой патриции,
Считай, я и сейчас всё в той же к ней позиции.

Ушкин:
Напрасно ты храбришься, дорогой,
Однажды после схожего скольженья
Перевели главрежа со второй
На третью категорию снабженья.

Сенин:
Лиха беда! А нам легко ль на пятой?
Додумались в Америке ребята
До самого великого несчастья, -
Весь мир согрет без нашего участья!

Ушкин:
Да вспомню время, - тридцать лет назад:
В горячих точках в праздник - сервелат.
Какая бы была в России сытость,
Когда б не ядерный вокруг холодный синтез!

Белла:
Я вовремя к вам или вы успели
Сожрать друга в общей вашей келье?
Есть новость, дорогие египтяне,
Пора вам расцарапывать ногтями
Физиономии, но каждому свою:
Спектакль прикрыли, наш главреж - адью,
Но приказал вам быть на изготовке.

Ушкин:
Я знал, я чувствовал запрет по обстановке
В VIP- ложе и ряду втором партера.
Ну что, Егорша, поменялась эра?
Пакуй свои египетские шмотки.

Сенин:
Приберегла бы шутку, пустомеля,
Ещё три дня до первого апреля.

Белла:
Спасибо, милый, не поколотил.
Егорик, дорогой, очнись, ты не в Египте,
Где знает каждый нильский крокодил,
Когда разлив, тогда Луна в зените.
У нас настолько всё непредсказуемо,
Любой правдивец не сойдёт за умного.
Вы акт сыграли, вот вам исполать,
А я же нахожусь на грани срыва!
Теперь два дня мне тёмный грим смывать,
В нём я с ушей до пят, без перерыва!

Сенин:
В глазах моих то темь, то Хохлома,
Во рту как от египетской смоквы.
Да кто ж нам всю обедню поломал?

Белла:
Я только что прослушала сама
Постановление по "Голосу Москвы".

Сенин:
Пойду-ка я сам сплетни все проверю,
А вы побудьте здесь одни за дверью.
Дам времени двум любящим немного,
Чтобы один успел помыть другого.

Ушкин:
Ну, что дружок? Расстроена ужасно?
А в гриме египтянки ты прекрасна
И наплевать на звёзды и Луну,
Мне видеть бы всегда тебя одну
И в ясный день и в день во всём неясный.
Дай поцелую, будем жизни рады!

Белла:
Сними свои сначала бакенбарды.

Ушкин:
Я вместе с ними снял бы кое-что
С себя да и с тебя, любимая, вестимо…

Белла:
Да что на мне, кроме сплошного грима?
И потому снимай, но осторожней,
С моей соприкасаясь тёмной кожей.
Постой, стучат… На Лепову похоже…

Лепова:
Не собрались ли вы тайком трудиться?
Спокойно. Не хватает нам скандала.
В Египет нам уже не возвратиться,
А здесь в Москве и так забот не мало,

Ушкин:
Задумав снять свой пушкинский костюм,
Запутался в булавках я немножко.
Как к месту просвещённый ум
Додумался до молнии-застёжки!

Лепова:
Для этой цели, знаю без сомненья, -
Костюм Сибиллы - верх изобретенья!
Пора бы ей в актёрской костюмерной
Сменить костюм не к месту откровенный.

Ушкин:
Признайся, Клёпа, рада ты наверно,
Что со спектаклем получилось скверно?
С чего это плела ты бред и чушь,
От смысла не оставив и процента?
На месте автора, я даже не шучу,
Сам первым бы ушёл с подобного концерта.

Лепова:
Во-первых, автор наш совсем глухой,
А, во-вторых, не смог бы встать он сразу.
Ты лучше мне скажи про Сенина - заразу,
Ты видел кренделя его по ходу пьесы.
Ведь я последнюю произносила фразу,
А этот гусь финал мой занавесил
Немыслимым, дурацким монологом,
И без того мне претерпелось много, -
Все сцены был ко мне повёрнут жопой
И называл... Спасибо, что не Клёпой.

Ушкин:
Ну, ладно, уж! Смешно тебе не знать
Как надобно вести себя на сцене,
Но и актёрскую подвижность зритель ценит,
А не столбов глагольствующих рать.

Сенин:
А что я вижу? Бакенбардов нет
И грим на Ушкине от лифчика Сибиллы…
Какими же мы дураками были
Не ставя пьесу “Праздничный обед“!

Ушкин:
С подобным тематическим размахом
Пошёл бы ты…

Лепова:
…в крутые олигархи.
Ушкин:
Куда ему! Опять в аэропорт,
Где разгружают Вискас и компот.

Сенин:
Наивный ты. Далёк ты от народа.
Нелётная с утра была погода.
Но даже, если б лётною была,
Вкруг полосы нет лишнего угла.
Объявлена недаром чрезвычайной
Затаренность и не видать порядку, -
Сплошь самолёты производства Chine,
Все - на два взлёта и одну посадку.

Ушкин:
И для чего ж тогда второй им взлёт?

Сенин:
Такой, как ты, идеи не поймёт, -
Летят второй раз словно катафалки
Вёрст сто иль двести, до ближайшей свалки.

Ушкин:
Привет невесте! Время тратить жалко
Ночное на тупую перепалку.

Лепова:
Какую он имел ввиду невесту?

Сенин:
Наверное, всего лишь слово к месту.
А что это тебя так взволновало?

Лепова:
Я знаю хорошо тебя, кота-нахала!
Уж больно с кисами ты, мой мурлыка, прост.
Смотри, так больно наступлю тебе на хвост,
Что не покажется тебе, должник мой, мало!

Сенин:
Опять ловлю намёк на алименты,
На всякие египетские казни,
Да я уже два года не проказил,
Могла бы высказать в мой адрес комплименты!

Лепова:
Ну не смеши, мой бывший муженёк,
С твоих-то алиментов экий прок?
А с комплиментами немного подожду.
Садись. Сыграем дружбу иль вражду.

Сенин:
А я готов сыграть с тобой любовь,
Как в третьем акте.

Лепова:
А как в жизни, вновь?

Сенин:
Ну где ты видишь спальни атрибуты?

Лепова:
О кустиках ты позабыл как будто…

Сенин:
Кустов не вижу, но могу представить…

Лепова:
Молчи и слушай, половая память.
К тому, что ты изведал, я добавлю:
Есть информация из…, знаешь сам, откуда,
И конфиденциальная, покуда
Мы отповеди не дадим спектаклю,
Как проповеди нечисти и блуда.

Сенин:
О чём вопрос? Один сеанс любви…

Лепова:
Но раньше твоей морде быть в крови!
Ты можешь быть в конце концов серьёзным?
Вопрос идёт о нашем сыне. Поздно
Спохватываться будет через час,
Судьба его решается сейчас,
В сию минуту! Всё решают звёзды!

Сенин:
Я кое-что уж слышал про Луну…

Лепова:
Ещё услышу глупость хоть одну…

Сенин:
Клепуша милая, к чему твоя суровость?
В подобном деле я сама готовность!

Лепова:
Ну, слушай. Через несколько минут
Должны мы провести в театре митинг,
Прочесть всё то, по факсу что пришлют
И осудить…

Белла:
Слушок узнать хотите?

Сенин:
Тьфу, напугала! Уж в который раз!

Лепова:
Выкладывай и убирайся с глаз!

Белла:
Из достоверных: наш главреж уволен,
Под тем предлогом, что смертельно болен.

Лепова:
Как быстро прогрессируют болезни!
Какие вирусы в него сегодня влезли?
Казалось бы – пропаренный, прожаренный.
Но, впрочем, всё равно, продолжим разговор.

Сенин:
Тебя не тронул страшный приговор,
Или ты знала обо всём заранее?

Лепова:
О чём заранее, о том, что будет жив?
Егорий, ты умнеешь по часам,
Ещё башку б немного почесал,
И понял бы, какие рубежи
Нам покорятся из того числа,
Где многие решаются проблемы
С позиций упрочения системы.

Сенин:
Короче, Клёпа, я не дипломат,
Но вижу пункт, что в списке номер первый,
И прежде чем другие вставим в ряд,
Займёмся сыном, что важней, наверно.
Но, если я, прости меня, увижу,
Что митинг – ради реноме главрежа,
Его ступени к власть имущим ближе,
А речь о сыне – скажется уловкой…

Лепова:
Ты сумасшедший! Я тебя зарежу!
Возможно ли, чтоб мать была плутовкой,
Играла жизнью собственного сына?
Только, как ты, такой вот образина,
Мог заподозрить козни карьериста
В моих мотивах, я ж не лгу, - реву лишь…
И знай, что тот, к кому меня ревнуешь,
Портфелем обзавёлся замминистра!

Сенин:
Позволь, позволь, я что-то не пойму.
За что повысили, мне даже интересно,
Или на митинге должны хвалить мы пьесу,
Зачем тогда запрет и нагоняй кому?

Лепова:
Умней, Егор! Какие имена?
В постановленье нет имён и отчеств!
В нём никому не воздаётся почесть,
Но нет и наказаний ни хрена.
Ну, кто к нам? Что ещё за хлюст?

Ушкин:
Нельзя ли мне узнать из первых уст,
(В театре, слышал я, созрели перемены)
Кто виноват, что делать, кто в отстой,
А кто подняться должен непременно?
Или затея выглядит пустой
Инсценировкой важной авансцены,
Где загодя аншлаг и где по шапке цены?

Сенин:
Ах, Пимен, Пимен! Враз всё раскусил,
Что значит театральный старожил!

Лепова:
Не раскусил, а только слышал звон,
А знать бы не мешало, где был он.
Давайте, мы выдумывать не будем,
Есть пьеса, никудышняя, пустая,
С замашками порой на многодумье,
И, критику сюжета пропуская,
Отмечу лишь натянутость на месте
Переднего, сказать забавно, плана…

Сенин:
Ты говорила, автор вне воздействий…

Лепова:
Я говорила? Это очень странно,
Запомни твёрдо истину простую,
Не нам решать, где ставить запятую!
Но пьесе, с подзаявкой на балет
Должны сказать мы громогласно: "Нет!"
Кому же, как не нам, известна её дурь?
Ты, друг Е.Сенин, лобик свой не хмурь,
И иже с ним, блистательный П.Ушкин,
С нас всех, чуть что, и поснимают стружки!
Спектакль окончен, мы живём в реале,
В котором до сих пор удачно мы играли,
И будем вновь играть живую пьесу
Для нашего, заметьте, "антиресу".
Тем более, актёры мы пока,
Валять не стоит ваньку-дурака.

Сенин:
Не знаю, как второй, один дурак всё понял,
Команды жду воинственной "По коням!"

Лепова:
Но, если ты язвишь, то пожалеешь вскоре,
Ум не твоё, подозреваю, горе.

Ушкин:
Второй - он не дурак, он из ослов,
Понять я не могу набора слов!

Лепова:
Скажи вот также, но о тексте пьесы,
Где одному мерещатся Дантесы,
Другому в образе визиря - Маяковский,
Октябрьские метавший отголоски.
Ну, как вам эта из цитат визиря:
"Валяй, поэт, импровизируй!"?
А продолжение "Египетских ночей"
С балетом полуголых басмачей?
И вся эта дуэль на встречных рифмах
С потерей облачения на нимфах
При каждой поэтической удаче
Того или другого, а иначе:
"Но, если не восторженный полёт
Души в стихах найду, а лишь напев унылый,
Взамен рабынь, благоухавших миррой,
К поэту стражник тут же подойдёт,
Вооружённый воинской секирой."
Вы что, хотели бы всё это проиграть
На современной, на московской сцене?
Вас критика задаром не оценит,
Но коль смолчит, припомнит вдругорядь,
Когда потребуется ради высшей цели
Кого-нибудь задвинуть или снять.

Ушкин:
Всё, хватит, Клёпа, полоскать мозги,
В конце концов, ведь ты не провокатор,
Скажи нам прямо, кто у нас враги,
Неужто этот пресловутый автор,
С его отдышкой, кашлем и подагрой,
Который может не проснуться завтра,
Стал на пути высокой нашей цели?
Настолько он с наружи лапоть драный,
Что и душа его, похоже, еле-еле,
Пока что держится в его двухмерном теле!

Лепова:
Опять она? Когда-нибудь убью!
Докладывай отчётливо и быстро!

Белла:
Прошёлся слух, - уволили министра!

Лепова:
Нашёлся враг… Голубушка, адью!

Сенин:
Так, значит, будем в бывшего метать
Мы острые критические стрелы.
Так вот он где засел, коварный тать,
Что разрешал такие ставить перлы!

Ушкин:
А я бы по нему тяжёлым метанул
За то, что, оседлав давным-давно свой стул,
Пустых он много высказал посул.
В мой адрес - сотни, непреложный факт!
Мне на квартиру восемь лет подряд
Оформить обещал сертификат.

Лепова:
А обзавёлся бы тогда бумажной фальшью,
Квартира от тебя была б сегодня дальше!
Когда в театре новый режиссёр,
Метла не только выметает сор!

Ушкин:
Ох, до чего же истина проста,
Теперь всё стало на свои места!
Король не умер, жив он! Тем не менее,
Да здравствует царица Мельпомении!

Лепова:
Пока не время вам кричать: “Ура!“

Сенин:
Мне кажется, что самая пора
Тебе бы вспомнить, - пять минут назад,
Для сына нашего какой сертификат
Сулила твоя хитрая игра?

Лепова:
Я думала, что ты успел забыть
Интригу предстоящего спектакля,
Но красная его больнее нить
Должна пройти сквозь нас. Не так ли?
Вот, если выполним несложный договор,
Конечно, устный, в надлежайшей мере
То нам с тобою общий приговор
Отменится, ты можешь быть уверен.
И эта нить, что тоньше волоска
На данную минуту, мой сподвижник,
Окрепнет и поможет отыскать
Пути в одну из заграничных клиник.
Мой шанс - авторитетный трон,
Хотя бы театрального масштаба,
Чтобы меня отказом - только тронь!
Царица перед вами, а не баба.
И, чтобы мне намеком на постель,
Или пугая нашей медициной,
Ответить не посмели, как досель,
Пройдусь по всем Харибдою и Сциллой.
Найдёт мой материнский эгоизм
Дорогу пробивных дороговизн!

Ушкин:
Мне кажется альтернативы нет
Сценарному продуманному плану.
А что же наш непризнанный поэт,
Согласен ли стать жертвой покаянной
Иль молча он снесёт на склоне лет
Со знаком минус дружную осанну?

Сенин:
А что ему? Он ничего не член,
Откуда бы его могли бы выгнать.
Как был, так и останется без выгод,
В его года удача - это плен
Сосудорасслабляющего ига
Банкетов и лекарственных проблем.

Лепова:
Какое иго! Не пора ли знать,
Что наш поэт, хотя и не был в курсе
Всего, что запланировала знать,
Но кое-чем он всё же перекусит
И кое-что останется в ресурсе!
Он получил за каждую строку,
А много ль надо на его веку?
Опять она! Чёрт взял бы её чтобы!
Отчётливо и громко, не сквозь зубы!

Белла:
Затмение Луны пошло на убыль!

Лепова:
Информативней я не знала бомбы!
Из новостных сегодняшних реприз
Сибиллы нашей, эта - нечто из…!

Сенин:
С Луной всё ясно, но темно в другом, -
В затменье провокационной пьесы
Без планов просветления потом.
От боли головной кому компрессом
Поставленным был плановый провал?
Или как раз, весь план в том состоял,
Тогда к чему пришло его начало?

Ушкин:
Всегда премьеры наши привечали
Элита театральная Москвы
И режиссёры с берегов Невы,
И театралы многих городов.
Необходимо, знать, скопление голов
Для массовой промывки их мозгов!

Сенин:
Ну, что бы там ни говорили примы,
Наш Пимен Ушкин – настоящий Пимен!
Признайся, Клёпа, сделан был заказ
На пьесу для отвода многих глаз?
Вот почему мы два другие акта
Всё репетировали сокращённо как-то!

Лепова:
А вам-то, бабникам, зачем всё репетировать,
Чтобы друг друга в помыслах кастрировать?
Не сцену ли твою, Егор, на пирамиде
С красоткой Беллою, набравшейся отваги,
Иль Пимену со мной на саркофаге,
Ну, что тогда? Обида на обиде.

Сенин:
Ты хочешь высказать, что в пьесе адюльтер
Такой, что превосходит даже порно?

Лепова:
Их даже два, очнулся, кавалер,
Ты, видно пьесу не читал подробно.

Сенин:
Что за вопрос? Мне б свой осилить текст.
И дела не было до всех балетных мест!

Лепова:
Поэтому ты выскочил в антракте,
Как с двухэтажной выпавший кровати!
А, может, по уши ты будучи влюблён,
Красотке тайно свой вручал талон?
Я видела одну в буфетной смене нашей, -
По пятой - ела суп с перловой кашей.

Сенин:
Ты изверг, Клёпа! Хватит про еду.
Ещё два слова, встану и уйду!

Лепова:
Посмотрим, как без отданных калорий
Ты первое осилишь и второе.
Советую немного подождать,
Возможно, что появится предлог
Официальный, чтобы вся вражда
Меж нами в виде ссор и мелких склок
Была забыта, только дай нам Бог,
Чтобы здоровым стал бы наш сынок.

Ушкин:
Узнал бы автор о канве сюжетной
Он записался б добровольной жертвой?

Лепова:
Ну, снова колебанья в поведенье
В который раз, - опять за рыбу деньги!
Наш старикан, дай Бог ему здоровья,
Без колебаний принял все условья.
Как просто данный экземпляр реликта
Представил вдруг, что он – Аврелий Виктор!
А ведь поэтов-профессионалов
Выискивали тщетно в двух Союзах,
Но в них сплошное сборище нахалов
И спекулянтов на обеих Музах.
В одном Союзе срок назвали - год
И с первой категорией снабженья,
В другом - полгода, но платить вперёд
И безлимитную жратву для окруженья.
А наш поэт - он на своей шестой,
Пенсионерской, и без предоплаты
За месяц взялся сделать труд такой
И выполнил от даты и до даты!
Да он всё знал, что только первый акт
В единственной премьере будет сыгран
И даже пункт внесли в его контракт
По форс-мажорным разным политиграм.
Ну, например, не будет в срок запрета, -
Играть тогда без актов третьи акты.
Так что вы зря жалеете, ре-бя-ты,
Утерянные тонкости сюжета.
А для того вот, чтоб наверняка
Запрет на пьесу всё ж не мог сорваться
Наш автор в Камасутру проникать
Не преминул помолодевшим старцем.
Его фантазии в скульптуру оплави, -
Пополниться бы смог известный храм любви!
Эротика его нова и на бумаге,
Особенно со мной - на саркофаге.
Сыграл бы Ушкин - роль из ряда вон,
Проснулся бы, наверно, фараон!

Сенин:
Не дал бы фараонить до конца,
Наверное, убил бы подлеца!

Ушкин:
А что же ты не победил в дуэли?

Сенин:
Посмотрим кто кого в апреле!

Лепова:
Вот знайте, к чему могут привести
Раздетые до нельзя травести!

Сенин:
Как интересно ты проговорилась
О поиске поэта-исполнителя!
Кто же искал, скажи ты нам на милость,
И кто заказчик пьесы, не умыт ли я,
Главрежем бывшим, Клёпой подозрительной,
Или мы все, не будем ли умыты,
Аферой, что затеяли бандиты?

Ушкин:
Мысль интересная и проиграть бы надо
Вперёд на два-три шага продолжение,
Дабы рассеять нам возникшее сомнение
В реальности грядущего расклада.
Что, если наш высокий отставной
Вернётся по решению суда?
И что же ожидает нас тогда
И наш театр?

Сенин:
Варягов рой,
Под знаменем варяга-режиссёра,
И в этом рое с новыми дебошами
Погрязнут все от первого актёра,
Кончая боевыми билетёршами.

Лепова:
Наивные, противные, хорошие!
Закончилось уж лунное затмение,
А главное, что мною вы не брошены
И Белла к нам. Узнаем сообщение…

Ушкин:
Как там многострадальная Луна,
Во всю сияет или же бледна?

Белла:
Всех зрителей, давно уже заметно,
Затмение встревожило балета.
А я вам принесла последние два факса
В одном приказ, в другом – подсказка,.
И оба они - новому главрежу…

Лепова:
Давай сюда… Формальности урежу…
Так… так… Ну, что я обещала?
Министра нового здесь подпись для начала
И текст для митинга, но мелочи - потом,
Договоримся прежде о большом.
Есть у меня огромные сомненья
На тему вашего, коллеги, разуменья.
Скажу вам, что весьма удивлена
Наивным до смешного разговором:
В сомнительные наши времена
Какой министр предстать захочет вором?
Ну, не хватило у него ума
Последовать в отставку по совету,
В конце концов его жена сама
Наложит на его шатанья вето.
Когда борьба под флагом антивируса
И нам из суеверий надо выбраться,
Представив трезво мненье о борце,
Как авторе пришедшего папируса
С заказчиком, увы, в одном лице.
Пора поставить точки все над i,
Без разглашения, конечно, там и сям,
Всего, что лишь известно нам одним
И помнить, что придётся нам самим
Долги платить по устным векселям.
Не быть тогда варягам из друзей,
Своих у нас достаточно князей!
Прошу, тебя, Егор с помощницею Беллой,
Организуйте стол на авансцене,
Кувшин воды на нём незапотелый,
Три кабинетных стула, нота бене,
С достоинством держитесь, без ухмылок,
Смотрите, чтобы не был хлипок
Авторитетный ваш аплодисмент,
Определяйте правильно момент
Его подачи и чтоб заводно!

Сенин:
Тогда надену степовый каблук,
Что гарантировать по ходу гром и стук.

Лепова:
Не будь шутом! Когда мы заодно
В цепи проблем, не тупиковых вдруг,
Найду я жизненно весомое звено
Или обоим нам тогда каюк.
И, если ты мне безусловный друг,
А сыну ты, как любящий отец,
Так сделай, что просила, наконец!
Мы с Пименом попробуем тем временем
Осилить почту мысленным конвейером.

Ушкин:
Да выкинь ты её ко всем чертям,

И так ведь ясно, что отрава там!

Лепова:
Само собой, но сцену в третьем акте
Неймётся мне сыграть хотя бы в дубликате.
Забудем, Пимен, смелые наряды,
Но я прошу тебя приклеить бакенбарды.

Пушкин:
В плену импровизации распутства,
В котором зло пеняет на добро,
Я выронил ревнивое перо,
Спасая героиню от безумства.

Клеопатра:
Как Луна в полнолуние
Покоится на звёздном ковре неба,
Так и я, царица Египта,
Замираю на дорогах твоих рук.

Пушкин:
Когда мой взор спадает на черты
Лица богини с дивными очами,
Благословляю празднество мечты
Египетскими знойными ночами.

Клеопатра:
Озирис говорит твоими устами,
Ликует земля в своём окружии.
Лучезарные боги внимают твоей песне
В четырёх углах неба.

Пушкин:
Века сомкнулись. На моих руках
Божественно пленительною девой
Лежит царица в розовых шелках,
Ночной любви богиней откровенной.

Клеопатра:
Так покоюсь я на дорогах любви
И пусть продлят боги ночной сон
Светила, я целую твои горячие руки,
Они охватывают царицу.

Пушкин:
Вековая награда наград, -
С драгоценною ношей круженье.
Я с красивейшей из Клеопатр
В вековое плыву погруженье.

Клеопатра:
Я рекою любви в тепле твоих рук
Плыву по волнам благополучия
В море радости и наслаждений
На вечный остров блаженства.

Лепова:
Как сладко закружилась голова,
Век так бы танцевать с тобой в обнимку!
От кайфа твоя ноша чуть жива,
Как твой затылок?

Ушкин:
Уцелел едва.

Лепова:
Поставим скоро на него пластинку,
А мне уютно на твоих руках
Почувствовать уверенную силу,
Способную лелеять в облаках,
Хотя бы по сценарному мерилу.

Ушкин:
На сцене ты бы в шёлковом хитоне
Была бы и стройнее, и прекрасней!
Как жаль, что остаётся, Клёпа, ноне
Работу нашу признавать напрасной.

Лепова:
Не беспокойся, скоро я воскресну!
Узнай, что тот же автор пишет пьесу,
Ещё одну, признаюсь напрямик,
Мечтаю я сыграть в ней Лилю Брик,
А кто - её любовника? Проник?

Сенин:
Мне, в пьесе, Клёпа, остаётся Ося?

Лепова:
Тебя, возможно, в ней не будет вовсе!
Придётся мне, крепя в театре тыл,
(Амикошонства в труппе нам довольно)
Напомнить, если скоро ты забыл,
По паспорту я – Клеопатра Львовна!

Сенин:
Достала и меня, я вижу, вертикаль!
И, если не проткнёт, наверняка, задвинет.
Ну что же, я готов, отмашкой просигналь.

Лепова:
Выходим. Моё место посредине.
Вы оба отодвиньтесь ближе к краю.
Устроились? Итак, я начинаю:

Товарищи!
Только что получено сообщение о новом постановлении Партии, Правительства и Патриархии по пьесе “Есенин и Клеопатра”. Мы, актёры и постановщики премьеры, испытываем глубокое удовлетворение своевременным предупреждением о низком идейном уровне данного, язык не поворачивается сказать, балета. Этот противоестественный сюжет с бормотаньем псевдолитературных монологов, приписываемых самым наглым образом классикам русской поэзии, сюжет, противоречащий Православному Реализму и не имеющий исторических корней, является не чем иным, как попыткой
увести общественное мнение от решения основных задач строительства Суверенной Демократии, открывшей всему миру перспективу Справедливого Процветания.
Все участники премьеры заявляют: мы благодарны Партии, Правительству и Патриархии, спасших нас своим мудрым решением от неминуемого позора во втором акте балета, спасших и приглашённых на премьеру от унизительной траты времени в качестве свидетелей деградации театрального искусства.
Мы надеемся, что вы все поддержите вместе с нами постановление Партии, Правительства и Патриархии по пьесе “Есенин и Клеопатра“, и выразите, как и весь коллектив театра, глубокое возмущение автору балета, осмелившемуся включить во втором акте аморальные сцены, недостойные наших современников.
(Бурные, продолжительные аплодисменты, все встают и уходят)

Спокоен Сфинкс в долине пирамид,
Спокоен Сфинкс в долине,
Спокоен Сфинкс,
Спокоен…

КОНЕЦ
29.03.07г.

Виктор Калитин, 2007

Сертификат Поэзия.ру: серия 669 № 52150 от 01.04.2007

0 | 4 | 2411 | 17.11.2024. 14:39:39

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []