Играя в прятки с Эллой Крыловой

ЖЕНЩИНЫ И ПОЭТЫ

Мы как-то незаметно скатились до такого уровня непосредственности, что всерьёз обсуждаем, кто же пишет стихи сильнее: женщины или мужчины. И даже бытует ходячее мнение, что пишущих женщин больше, но творят они всё-таки на порядок хуже. Надо думать, это соображение активно поднимает в собственных глазах представителей сильной половины человечества. Что же касается меня самого, то мне как-то недосуг увлекаться среднестатистически-половыми соображениями по поводу современной поэзии. Меня интересуют личности, независимо от пола, потолка, национальности и верности провозглашённым словам. К таким личностям, без всякой натяжки, можно отнести Эллу Крылову. Собственно, поводом для разговора стала её новая книга «Транзит».

ТРАНЗИТЫ МАЛЕНЬКИЕ И БОЛЬШИЕ

Мы, когда говорим «путь», подразумеваем «транзит». И маленький «радищевский» транзит из Питера в Москву стал для Эллы Крыловой поводом напомнить себе и миру о транзите большом – из вечности в вечность. И это хорошо, потому что обычно мы забываем, что вечность – не только впереди нас, но и позади. То есть вроде бы мы её уже обогнали – ан нет, пожалуйте ещё разок, чтобы мало не показалось...

Мы все транзитом в мире сём,
из вечности проездом в вечность.
Лишь блеск пути под колесом,
лишь фонарей вокзальных млечность.

Меня, как философа, немножко смущает то, что вечностей оказывается две, и что жизнь (транзит) не включена поэтом ни в одну из этих вечностей. Но таков авторский взгляд на мир, и с этим приходится считаться. Тем более что он достаточно симпатичен и в принципе верен, хотя автор и расчленяет на части одну и ту же мысленную субстанцию. И образ транзита трансцендентен, в прямом и переносном смыслах, для понимания поэтики Эллы Крыловой. Безусловно, все мы в этом мире – лишь «транзитные пассажиры», как поёт Ирина Аллегрова, однако кто-то акцентирует на этом своё внимание, а кто-то – нет. Из-за острого ощущения своей «транзитности» мировоззрение Эллы Крыловой глубоко пессимистично. Это чисто философский, «шопенгауэровский», пессимизм, хотя автор может при этом лучиться радостью от каких-то частных проявлений жизни – например, от общения со своими животными.

В ПОИСКАХ РОДИНЫ

Элла Крылова искренне позиционирует себя как «беспочвенного» автора, в «идейном» смысле, поскольку эзотерически её поэзия, несомненно, работает на русскую культуру. То есть поэт уверена, что родина её – не здесь. И я не вижу, откровенно, смысла спекулировать на этой её данности: мы же не ругаем, к примеру, Николая Рериха за то, что он покинул Россию в поисках своей духовной родины. Мы всё равно считаем его творческое наследие частью русской культуры. И я не считаю, что необходимо «бороться» с космополитизмом отдельных авторов: мы давно уже живём в другом мире, где каждый человек, в конце концов, несёт в себе свою отдельную верофилософию, обусловленную одиночеством перед неизбежностью ухода из жизни, и потому, как выразился Данте, «составляет партию самого себя».

Родина – там, где тебе вдруг открылся Бог.
Место рожденья – всего лишь строка в аусвайсе.

...бытия костяк
так же хрупок и хрусток,
как и в абстрактной уже отчизне.

Напомню, что «твёрдо» русский в своих проявлениях поэт Николай Гумилёв тоже искал свою «Индию духа» – и находил её, как это ни парадоксально... в Африке. Отмечу для себя, что подобный «космополитизм» отнюдь не всегда коренным образом исключает «патриотизм», о чем говорил ещё, помнится, Пушкин.

Вернёмся, однако, к поэзии Эллы Крыловой. «Мне не нравится время, тем паче – место», - пишет поэт. На самом деле, это не такое уж и редкое явление, когда человеку неуютно в своей стране и своём времени. И складывается такое ощущение неуюта, как правило, из мелочей, из несоответствия чаемого – реальному. И безусловно, человек в этом не виноват: он от этого страдает, и, если бы была на то его воля что-то изменить в своём мировоззрении, он бы, наверное, с удовольствием это сделал. "Потери" же способны выкристаллизоваться в приобретения, если человек не просто транзитно путешествует, но истово ищет свою духовную родину.

***
Лик Леонардо, в тучах, с бородой –
из облака, струящегося ливнем,
над городом, промытым и счастливым,
смеющемся над собственной тщетой.

И дама улыбается слегка
смычкам грозы. И оркестровой ямой –
весенняя земля, а лес упрямый –
дождя – взрастает с прытью сорняка.

Очерченная строго вертикаль
готического ливня – шпилей чаща.
И вечности пригУбленная чаша
в хмель претворяет смертную печаль...


На страничке в Живом Журнале:
http://www.thejournal.ru/KarpenkoSasha/admin/new.html

Александр Карпенко, 2007

Сертификат Поэзия.ру: серия 791 № 51280 от 17.02.2007

0 | 3 | 2748 | 20.04.2024. 01:57:56

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []