ЕСЕНИН И КЛЕОПАТРА (Продолжение 3)

Клеопатра:
Ну, полно, пленники, шептаться меж собою!
Пусть станет вам в конце концов известно,
Царица ваша занята игрою
Земного времени с календарём небесным. . .
Но прежде, чем о том я расскажу,
Ответьте мне, поэты-правдолюбцы,
Из вас один не думал к рубежу
Грядущего столетья прикоснуться?
И, глянув за него, в стихи других поэтов
Глазами жадными и мыслью окунуться?

Есенин:
Узнал бы заодно про власть Советов…

Пушкин:
Те мысли как и лет грядущих числа
Меня в моих раздумьях посещали.
Я гнал их, чтобы не познать печали
От бедных рифм, от лепетанья смысла,
От темы, как нежизненной химеры,
В конце концов, от вычурной манеры.
Душе больней не вижу наказанья,
Чем вечный вечер разочарованья.
Но руку на сердце, в век будущий, возможно,
Я глянул бы, но очень осторожно.

Клеопатра:
Другой из вас неужто не мечтал
Услышать похвалу от своего кумира,
Когда в сомнениях о красоте начал
Из слабых рук его выскальзывала лира?

Пушкин:
Вот свойство времени, когда-то я мечтал
О лаврах из державинских похвал.

Есенин:
Что ж, вот и мне в мечте невыполнимой
Пора признаться здесь, как на духу,
Я шёл к вершине той, где наверху
Поэт во славе был неоспоримой.
И вот он рядом, здесь, но я ещё далёко
Внизу на поэтической долине,
Из времени, захлёстанного плёткой
Во времени загадочном, как ныне,
В котором мне осталось верить сну.
Пусть его тайны пролетают мимо,
Но перед Пушкиным я сердце распахну
Во сне, в бреду, и в грёзе уловимой.
И потому бокал я полный пью
За гения в египетском раю!

Клеопатра:
Итак, вы оба с долей удивленья
Друг к другу проявили интерес.
И, значит, можете ценить мой добрый жест...

Пушкин:
Сродни который чуду исцеленья
И разума равно заболеванью.

Клеопатра:
Я полагаю, что рассудки ваши
С рошкошною уже смирились явью,
Достойною изысканных метафор,
С капризом деспотической султанши,
Живя в дворцах, где золото и мрамор,
Где все сады в цветах и водопадах,
С богатством ароматов вакханальных
Под звёздною ночною панорамой.
Да разве нем и глух останется пиит,
Когда всем золотом луны звенит зенит,
Над древнею долиной пирамид,
Где в саркофагах под живой охраной
Спят фараоны. С ними боги спят,
Пока бог времени не пустит время вспять
Стрелою с тетивы серебряного лука,
Что в небе старым праотцем висит,
Или с рогов его младого внука
Стрела в грядущее свой совершит визит.

Пушкин:
Я всё предположить о Вас, моя царица,
Мог в скромных сочинениях своих,
Но в данных миг мне должно удивиться
Тому, как Ваша речь легко ложится в стих.

Есенин:
Она же настоящая Сафо!

Клеопатра:
Благодарю тебя, мой пьяный комильфо,
Но вот из уст мне Пушкина хвала,
Хоть сдержанней, зато ценней была!
Теперь я смело, в свой сюжетный фон
Вплету стихи. Так слушайте начало.

Однажды, когда по небу устало
Клонилось солнце в зарево заката
И тени пирамид тянулись к пьедесталу
Немого Сфинкса долго и покато,
И воздух словно выжженный жарою
Бессильно замер в царственных садах,
Где птицы утомительной порою
Пресытились и с пеклом не в ладах
Лишь ожидали свой вечерний час,
Чтоб под луною, музыкой сочась,
Наполнить мир своим любовным пеньем,
Так вот, тогда по мраморным ступеням
Меня рабы подняли на вершину
Одной из величайших пирамид,
Что мироздание венчает и поныне,
И там оставили на верхней из всех плит.

Есенин:
Царица, не успела ты начать,
Как опустел мой сказочный сосуд!

Клеопатра:
Уймись, Серёжа, скоро принесут
Тебе другой. Позволь мне продолжать.

Пока бог Ра не скрылся во владеньях
Царицы ночи, я могла увидеть
На четырёх возможных направленьях
Все страны света и познать, что нити
Их судеб все сошлись здесь на вершине,
С которой предо мной раскинулись пустыни
С их жаждою дождя неутолимой,
Простор морей, змеистых рек чреда,
Наполненные жизнью города
От Рима и Афин до стен Иерусалима.

Светила заходящего лучи
К непокорённому направились востоку
Казалось, боги яркие мечи
Вручили мне и к моему восторгу
Они моим войскам и верному мне флоту
Означили пути, как стрелы на полотнах.

Пушкин:
Прошу, моя царица, продолжать,
Не сетуя на моего коллегу.
Он пьёт, внимая красочному бегу
Волшебных слов.

Клеопатра:
И винного ужа,
Я слышала, так называл он зелье.
Ему бы сок налить для опохмелья,
Но пусть он с нами час один другой
Пребудет без помех самим собой.

Итак, от мудрых, канувших в Лета,
Я знала час ночного откровенья
И лунного одна ждала затменья.
И вот сгущаться стала темнота
И постепенно исчезали дали,
И звёзды ярче в небе заблистали,
С него Бог ночи слабые сметал
Светила и гасил их налету,
Давая право загадать мечту,
И я осмелилась, на дерзкую мольбу
В ответ за жертвенную небесам судьбу
Просила о смешении времён
На месяц, что предшествует затменью
Луны, сверкающие выбрав из имён,
Века соединить назло смертям и тленью,
Чтоб гости, исповедные на мысль,
Поведали мне потаённый смысл
Земли и неба, Бога и раба,
Воды и жизни, смерти и любви,
Невзрачности верблюжьего горба,
Плюща ползущего, маслины что обвил,
И красоты наивного цветка
Святого лотоса, цветущего пока
Его кувшинку, что вода вскормила,
Однажды не сорвёт разливом Нила.
И так о всём, чем принявшей корону
Был недосуг заняться без урону
Границам царства и его доходам,
Завистников плодящих год от года.
И боги приняли обещанную жертву
По мною сочинённому сюжету,
Давая право совершить поход
В последний мой александрийский год.
Я крови жаждала, врагов своих кляня,
Но боги на свой пир превознесли меня.

Есенин:
Фантазия достойная царицы!
Подобных мыслей, признаюсь, я чужд,
Хотя и находился без причуд
Десятком пирамид повыше, птицей
Над странами чужими пролетая.
Не замечал ни в облаках я рая,
Ни на земле тоскливые болота,
И никакой мне не было охоты,
Восторгом высоты без удержу пьянея,
Будить в себе всемирного злодея.

Клеопатра:
Злодейство, власть - синонимы раба,
Признавшего извечною неволю.
А я своею властью благоволю
К тем, кто себя не станет погребать
До смерти заживо, по прихоти судьбы,
И речь веду о царственной душе,
Способной в неизбежный час борьбы
Слить воедино острый слух ушей,
Предвиденье ума и прозорливость глаз
В победный на своём венце алмаз.

Есенин:
Царица вещая! Берёзов мой экстаз,
Черёмухой цветущей он приправлен…

Клеопатра:
Я поняла. О ночи той рассказ
Не стану продолжать. Вы знать его не вправе.

Есенин:
О чём, царица, я же на ковре
Не пробовал летать под небесами,
Когда один лишь в звёздном сентябре
Плывёшь в тиши над спящими садами.
А мне тогда в компании жены
И без пропеллера не знать бы тишины.
Поэтому играть не буду в прятки,–
За тот полёт с меня и взятки гладки.

Клеопатра:
На мой же взгляд, что все красоты мира?
Тем, приземлённая в руках которых лира.
Скажи, вот ты глядел когда-нибудь на звёзды,
Пытался ли постичь границы чёрной бездны?
Ответь …

Есенин:
Да мне милей земля и яблонь воздух,
Когда они в снегу цветов небесных.
Да, кстати, в небо сматривал, не лгу,
И месяц примечал там и луну.

Клеопатра:
Не ты ли пьяным, дерзостным курсивом
С луною обошёлся некрасиво?
А с месяцем, был на ногах пока,
Ты шлялся по московским кабакам.

(Продолжение 4 следует)

Виктор Калитин, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 669 № 45081 от 25.05.2006

0 | 5 | 2504 | 17.11.2024. 14:24:35

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []