Цикл "Парадоксы творчества"

Искра Божия не знает
Ни заботы, ни труда.
В голове она сверкает
И мечтает о тогда,
Вдруг когда случится чудо,
И поэта из села
Все признают не оттуда,
А из общего котла.

***
Не живет поэзия без «ты»
-сячелетий, прожитых попарно.
…гласную в костюме безударной
я не выдам, так же, как кресты
вместо подписей в контрактах брачных
не сломаются и в самых мрачных
тауэрах бесполой духоты,

где уже поэзия – без «я»
-вления народу и без хлеба
из камней – возносится на небо,
руки-ноги со стыдом тая,
ибо нынче модны только крылья.
Что тебе до сора, эскадрилья
бабочек, и что до бытия,

где не есть поэзия без «лю»
-бой из двух десятков древних истин,
что цепляют за душу когтистей
якоря, иному кораблю
не дающего сорваться с рейда –
даже в бурю, даже в снах по Фрейду,
где на аннотациях пилюль

писано: поэзия без «боль»
-шого мира, где ее не надо, –
Кремль без Александровского сада
(красота без воздуха), фа-соль
в супе – и без помысла о Верди,
«Тоска» с ударением на верном
слоге, бесхарактерная роль.

Отпусти поэзию. Пускай
ходит кабаками, менестреля,
голой вылезает из постели,
посмотреть: не взломан ли сарай? –
а не обязательно – на Геспер.
Пусть излечит сифилис и герпес,
прежде, чем – в неизлечимый рай.

***
Мысль не размножается в неволе.
Но жиреет. Вот и любит нормы.
Без аркана не бывает поля-
полюшка. А наш концлагерь формы

не мучителен: не двинут в спину –
сам придешь в казенную квартиру
строф! Где надзиратель с гордой миной
демонстрирует порядок миру

во своей тюрьме и ждет награды:
воры и убийцы – что ягнята.
Улыбаются, как будто рады
тихому покою каземата.

Пусть под дыхом догорают штормы –
лица – статуи a-la Romania.
Показательной тюрьмою формы
мы еще и не таких заманим.

***
Окна критикам за Мастера выбивала Маргарита
Одностишие

Для высылки Вам Вашего оплеванного фото
пришлите мне конверт с обратным адресом и деньги.
Хотите, чтоб обиделась? – платите. Отчего-то
обиду все бесплатною считают, к сожаленью.

Обидеться легко. Когда непрошена обида.
Обидеться легко. Когда – так походя и просто –
бросают грязи ком, теряя тут же тех из виду
в кого попали – сном ли вспомнят, духом ли?... Несносна

обида, если жертвуешь собой – в ответ: «Не надо».
А также, если жертвуешь другими – а не стал бы,
когда бы не был… Снайперу – особая «награда»:
обида на убитого, за то, что жив остался

сам. Да, еще обида бьет, что пуля в переносицу,
когда родная мать тебя не любит – генетически.
Все остальное – чушь. А потому мне не напросится
ни критик на обиду и ни целый взвод критический.

Хотите – конструктивно обстригайте строкам перышки.
Хотите – сыпьте грязь – хоть пятитонными повозками.
Спасибо и за это. Все полезно. Лайте, сворушки.
Молчите? Аль обиделись? Благослови вас Господи.

***
Все субъективно. И то, и это.
Этот – буддлив, а тот – христианен.
Я – половине! – Больших Поэтов:
«Ну, и на что ты мне, графомане!»

Каждый по-своему прав – и не прав же.
Всем не отдашь себя на закланье.
Мне – половина меня читавших:
«Ну, и на что ты нам, графомане!»

О, простота временных прелюдий
Нашему веку, и чем ты манишь?
Пушкин, сегодня япомнючудя,
Тоже услышал бы: «…графомане!»

Чем субъективнее, тем и чаще
Я-чневой кашей исавить станем.
Если есть Бог, человек творящий
Знает, что все мы здесь «…графомане».

***
…на безмузье, где и мусор – Муза…
…три шкуры с Муз драть…
Мое, из поэмы-пародии «Пиитика»

Муза – крохотный тюбик элитного крема,
за который зарплату – не меньше! – отдали.

Как еще ты выносишь любовную тему,
о, читатель? – и тискали, и выжимали
до граммулины, и ковыряли иголкой,
и пластали, как злые студенты – лягушку –
наизнанку изнанки. Кайлом и двустволкой...
И под танком давили, и матом из пушки…

Но из ста миллилитров не сделаешь триста,
даже дай этот тюбик в лапищи Володи
Маяковсковысоцкого. Ценно монисто –
но конечно. И Брики, и Влади… И вроде
были – МУЗИЩИ! Кончились. Даже такие
вылюбляются. Что уж о нас-то гутарить?

Мне хватило и года, чтоб выжать в стихи и
даже прозу всю музность твою. Как в угаре,
я писала, тебя ни на грош не жалея.
Сразу сотнею скалок ворочала тесто.
Хориямбом – по почкам, анапестом – в шею,
птеродактилем – в самое музное место.

И, похоже, ты труп. Хоть все так же красив: и
загляденье-глаза, и весь прочий в порядке,
и любовь не махнула мне вольною гривой
на прощание… Только мои строкогрядки
лишь на са-амую чуть плодородней асфальта –
вот, прорезалась эта поэзка, что зубик.
Не находишь, в ней что-то снятого скальпа…
С корнем выдрать чудовище! Выбросить тюбик!

Но... а дальше? Безмузье страшнее безмужья.
На безбричье безбрачье покажется сластью.
Остаются лишь звезды – кому-нибудь нужно?
Ну, хотя бы одна!... Да не с нашим-то счастьем.

***
Все, кто пишет стихи, почитают сегодня стихи.
На больницу нас много таких, – видно, замкнуто время.
А пространство разомкнуто – листья его, лопухи,
слишком застят глаза наши – карие стихотворенья,
серо-синий размер, светло-чайные рифмы, еще
эти черные жгучие образы старой цыганки…
Я мечтаю о желтом, который не жжет, не печет.
Я желаю зеленых, которым неведомы банки.
Я читаю стихи, мне кричат: ничего не понять,
слишком умно, нежизненно, сложно и сложно и сложно,
а у мальчика Васи, подумаешь, рифма на -ядь,
но зато так правдиво! …Я перелистну осторожно
душу мальчика: яди его походульней моих
фаэтических образов, он и во сне их не видел.
Просто болестно это. И ломится, ломится стих
в дверь больницы: пространство на яди и яды, и иды
и наяды, и ямы, и ямбы, и бабы-яги
раскололось, сложилось – и, кажется, снова всем шиз… нет,
все, кто пишет стихи, прочитают сегодня стихи
в мир непишущих бросят простые и сложные жизни.


***
Пусть лучше так, чем точно знать, когда
Вновь упадет туман на наши плечи,
И будет вечер вспышечен и клетчат,
И будет вечность в ожиданье «да»…

Пусть лучше так: все кончилось сейчас
И больше никогда не повторится.
Я справлюсь: рифмоплеточные блицы
В губах – бах-бах! – кровинками стучат…

Ты видишь, что творят они, когда
Я воедино с хлестким полуночьем?
Тебе, с полисестрией, многодочьем,
И тещами – такого не создать.

Пусть лучше так: очередной фуршет –
И – взглядов полынья во льду бокалов…
Для будущих поэм – уже немало,
Когда бы не – затасканный сюжет…


Бессонница по-достоевски

Сколько мыслей – и все без смысла.
Темнота норовит в окно...
Мне от книги подарок прислан
в упаковке под лентой, но
у шкатулки – замок с секретом.
Хоть об пол ее, чтоб узнать
всех загадок ночных ответы.
Да и об пол – не разгадать.

Бог бессонницу дал «громадам»,
«глыбам», гениям, чтоб у них
было время писать романы,
а короткий, как выстрел, стих –
не ответ на: «А вы могли бы?»,
что разгадывает душа.
Я не сплю – значит, в чем-то «глыба»?
Иль таблеткой меня – и ша?

…Эти толстые книги – совесть.
А не веришь – прочти: узришь
ужас деятельных бессонниц…

Вот, читатель, и ты не спишь.

Марина Матвеева, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 887 № 44747 от 12.05.2006

0 | 2 | 2639 | 25.04.2024. 13:22:16

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []