С точки зрения чистой логики

ВЛАДИМИР КОЗАРОВЕЦКИЙ

С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ЧИСТОЙ ЛОГИКИ

«Журналист и переводчик-любитель Владимир Козаровецкий, - пишет журналист-любитель и начинающий переводчик Вадим Николаев в своей статье «Проблема мужских и женских рифм», - объявил построение стихотворения на одних мужских рифмах вредным для русской поэзии».
Судя по всему, Николаев имел в виду мое краткое выступление на презентации сборника переводов сонетов Шекспира («Азбука-классика», СПб, 2004; составители - В.Николаев и А.Шаракшанэ), имевшей место в Библиотеке иностранной литературы, где я касался и проблемы выбора типа рифмы в переводах сонетов. Однако, что касается «вредности» использования в стихах только мужских рифм, то Николаев ставит проблему с ног на голову: «вредной» такую рифмовку сочла русская поэзия, а не я – я лишь констатировал этот факт.
Мне ни к чему гальванизировать вопрос, на который я ответил в статье, опубликованной почти 20 лет назад (альманах «Поэзия», №50, 1988, ««Сонеты» Шекспира: проблема перевода или проблема переводчика?»; эту статью можно прочесть на сайте www.keycon.ru в рубрике «Литерариум», где стоят и другие мои материалы, или щелкнув по нижеприведенной ссылке http://www.keycon.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=116&Itemid=199). В свое время эту статью – еще до публикации – прочел М.Гаспаров, и именно он дал объяснение (на которое я в своей статье и ссылался), почему в русском стихе использование чередования только мужских рифм нецелесообразно. Сколько бы Николаев ни перечислял примеров стихов, построенных на одних мужских рифмах (а вся его «статья» на 90% состоит из этого перечисления), русская поэзия такой рифмовкой в подавляющем большинстве случаев пользоваться не будет, а в переводах стихов с перекрестной рифмой (что и имеет место в случае с переводами сонетов Шекспира) - и подавно. Я приведу здесь только один аргумент из той давней статьи:
«Среди почти 700 оригинальных и переводных сонетов, опубликованных в антологии «Русский сонет» (М., 1983), не наберется и десятка, написанных с чередованием только мужских рифм».
Впрочем, дискуссия здесь неуместна и по другой причине: кому как нравится, тот так и рифмует. Поэты и переводчики поэзии рифмы выбирают не по результатам дискуссии, а по тому, как слышит стихи их поэтическое (или непоэтическое) ухо. И вопрос выбора типа рифмы нельзя рассматривать в отрыве от принципов художественного перевода в целом – это лишь один из десятка взаимосвязанных вопросов. Вот эти-то предлагавшиеся мной еще в той, давней редакции статьи принципы перевода сонетов Шекспира, скорее всего, и вызвали раздражение у Николаева, каким проникнут весь его пассаж с упоминаниями моей фамилии.
В самом деле, я свои переводы пока нигде (в том числе и в Интернете) не публиковал – хотя и тружусь над ними уже больше 20 лет: еще в 1985 году в Ленинграде я принимал участие в семинаре, организованном А.Аникстом и Ю.Левиным, выступив с докладом о принципах перевода шекспировских сонетов и с чтением 10 переводов. За это время я перевел весь цикл, но до сих пор над переводами работаю, а если кому-то и показываю, то исключительно с целью собрать критические замечания; два сонета, которые на сегодня я выпустил из рук, - это 76-й и 126-й, которые я поставил на сайт «Поэзия.ру» по условиям регистрации (кстати сказать, один из них, 126-й, - как раз и построен на том самом «вредном» чередовании мужских рифм).
Между тем Николаев в начале своей статьи пишет:
«Один переводчик (не буду называть его имени, поскольку его работа пока нигде не опубликована) перевел все сонеты Шекспира…»
Не правда ли, замечательно этическая позиция? Николаев понимает, что если работа неопубликована, то выносить имя автора на всенародное обсуждение неэтично. Да, он считает, что многие переводы этого автора неудачны – он автору говорил об этом, но автор с ним не согласился. Ну, что ж, дело хозяйское, это факт биографии автора – и т.д.
Тут я должен озадачить читателя. Вы думаете, у Николаева в этом месте речь идет обо мне? Ничего подобного. Этот пассаж Николаеву понадобился для создания представления, будто Николаев абсолютно объективен и безупречно этичен; ему нужно было, чтобы на фоне такой абсолютной объективности и снисходительной доброжелательности даже к не слишком удачным переводам «одного переводчика» то, что он скажет дальше, выглядело бы не менее этичным и объективным, хотя в этом случае он правила этики сознательно нарушает:
«Козаровецкий был бы явным фаворитом в конкурсе на худшие переводы сонетов Шекспира», - заявляет он чуть ниже.
Мне интересны любые мнения по поводу моих переводов, и мнение Николаева меня интересует - но не волнует. Ну, я понимаю, ему мои переводы не понравились – это нормально. Если бы, например, при составлении сборника для «Азбуки» он мои переводы зарубил – это тоже было бы нормально, и я бы на него не был в обиде: это право составителя не брать переводы, которые ему не нравятся. Мои переводы – как, впрочем, и любые другие – и не обязаны нравиться всем подряд. Другое дело, что за пределами «нравится – не нравится» при оценке качества переводов, особенно в таком духе, следует хоть как-то аргументировать оценку, а это возможно только в том случае, если переводы опубликованы – неважно, на бумажном носителе или в Интернете. Неэтично – здесь читатель может поставить любой синоним вместо этого слова – без аргументации, опирающейся на тексты, эти тексты охаивать.
Спрашивается, зачем же Николаеву понадобилось так нарушать этику и озвучивать мою фамилию в таком контексте? Для увеличения моей популярности в Интернете? – У меня и без этой статьи Николаева известности хватает, да я за ней и не гонюсь. К тому же он перевирает факты, пользуясь информацией не иначе как с сорочьего хвоста. Откуда он взял, что я перевел 66-й сонет с чередованием мужских рифм? – У меня в переводе правильное чередование мужских и женских рифм. А если я отмечал, что Пастернаку удалось хорошо перевести 66-й сонет, пользуясь только мужскими рифмами, то я и не утверждаю, что сегодня Пастернак переводил бы его так же.
А вот еще информация с сорочьего хвоста: «…этот уникум (это уже про меня – В.К.), который перевел все сонеты Шекспира, не знает английского и пользуется подстрочниками, сделанными его женой». Я тронут этим выражением соболезнования мне и моей жене; представляю, как велико было бы его сострадание, если бы он знал, что я эксплуатировал не только собственную жену. Ведь больше половины подстрочников (кроме тех, что сделал я сам или сделала моя жена) по моей просьбе делали для меня одновременно еще несколько человек, но и этого оказалось недостаточно, и большинство мне пришлось потом самому перепроверять, пользуясь не только словарями, но и Variorum`ом Роллинза, собравшего все построчные примечания известных комментаторов ко всем сонетам Шекспира.
Поскольку я не вправе считать, что Николаевым в процессе написания его «статьи» руководило нечто, не имеющее отношения к литературе, - например, просто желание напакостить (не могу поверить, что Николаев на такое способен!), остается предположить, что им двигал обыкновенный страх. Похоже, мои взгляды на художественный перевод в случае их признания рубят шаткий сук, на котором сидит Николаев (ведь большинство его переводов сонетов Шекспира выполнено именно с чередованием мужских рифм), - вот он и испугался, что мои переводы и моя переводческая позиция при их озвучивании могут приобрести авторитет, и он таким образом пытается заранее их дискредитировать. Но если так оно и было, то это по меньшей мере бессмысленно: ведь если мои переводы так плохи, то и беспокоиться нечего, они умрут «еще во чреве», и Николаеву незачем суетиться; если же они хороши, то они все равно пробьют себе дорогу. Зато теперь, если мои переводы будут признаны по крайней мере не худшими, ему уже не выскрести из Интернета то, что он об этих переводах написал.
Даже по двум опубликованным на сайте «Поэзия.ру» сонетам в моем переводе видно, что к участию в конкурсе на худший перевод сонетов Шекспира меня бы просто не допустили; в ближайшее время я добавлю к ним еще десятка полтора, и будет небезынтересно сравнить их с тем, что о них написал «этот уникум». А на будущее, чтобы каждый, кто столкнется с каким-нибудь материалом Николаева в Интернете, отчетливо понимал, как, какими приемами, вроде беспредельного апломба и абсолютной безапелляционности, пытается он сообщать своим статьям убедительность, разберу еще один абзац из его «статьи»:
«Будучи большим поклонником переводов Пастернака (что, с точки зрения чистой логики, уже, казалось бы, говорит: переводом человеку лучше не заниматься, однако до подобного безумия дошел даже Григорий Кружков), Козаровецкий высоко оценивает перевод Пастернаком сонета 66, однако даже он признал перевод сонета 73 неудачным (этот «шедевр» Леонидыча представляет из себя отличное пособие для начинающих переводчиков – на тему, как не надо переводить). Неудачу Козаровецкий объяснил установкой на одни лишь мужские рифмы и привел в качестве примера удачный перевод сонета 74, где Пастернак обратился к типичному сочетанию мужских и женских рифм».
Сомневаюсь, что по прочтении моей заметки кто бы то ни было сочтет логику статьи Николаева «чистой» - очень уж смысл этого слова далек от его приемов «полемики» (он ценит переводы Пастернака! – да он идиот! а Кружков тоже ценит? – да он сумасшедший!). Оставляю на совести апломбированного специалиста по проблеме мужских и женских рифм и его пренебрежительно-снисходительную фамильярность по отношению к гению – его «Леонидыча» ему теперь тоже уже не выскрести из Интернета. Что же до переводческой позиции Пастернака и его переводов поэзии, то, чтобы расставить все точки над «ё» и чтобы читателям этой рубрики сайта «Поэзия.ру» все стало окончательно ясно, привожу переведенное Пастернаком стихотворение Байрона «Стансы к Августе»:

Когда время мое миновало,
И звезда закатилась моя,
Недочетов лишь ты не искала
И ошибкам моим не судья.
Не пугают тебя передряги,
И любовью, которой черты
Столько раз доверял я бумаге,
Остаешься мне в жизни лишь ты.

Оттого-то, когда мне в дорогу
Шлет природа улыбку свою,
Я в привете не чаю подлога
И в улыбке тебя узнаю.
Когда ж вихри с пучиной воюют,
Точно души в изгнаньи скорбя,
Тем-то волны меня и волнуют,
Что несут меня прочь от тебя.

И хоть рухнула счастья твердыня,
И обломки надежды на дне,
Все равно, и в тоске и в уныньи
Не бывать их невольником мне.
Сколько б бед ни нашло отовсюду,
Растеряюсь – найдусь через миг,
Истомлюсь – но себя не забуду,
Потому что я твой, а не их.

Ты из смертных, и ты не лукава,
Ты из женщин, но им не чета,
Ты любви не считаешь забавой,
И тебя не страшит клевета.
Ты от слова не ступишь и шагу,
Ты в отъезде – разлуки как нет,
Ты на страже, но дружбе во благо,
Ты беспечна, но свету во вред.

Я ничуть его низко не ставлю,
Но в борьбе одного против всех
Навлекать на себя его травлю
Так же глупо, как верить в успех.
Слишком поздно узнав ему цену,
Излечился я от слепоты:
Мало даже утраты вселенной,
Если в горе наградою – ты.

Гибель прошлого, всё уничтожа,
Кое в чем принесла торжество:
То, что было всего мне дороже,
По заслугам дороже всего.
Есть в пустыне родник, чтоб напиться;
Деревцо есть на лысом горбе.
В одиночестве певчая птица
Целый день мне поет о тебе.

Если Николаев не знает этого перевода, то ему следовало бы просить прощения у читателей сайта за свое невежество и свою безапелляционность; если же знает и при этом позволяет себе писать такое и в таком тоне о Пастернаке, я вынужден наотрез отказать ему в поэтическом слухе, без которого нельзя ни переводить поэзию, ни судить поэтические переводы.

Владимир Козаровецкий, поэтический перевод, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 986 № 44170 от 24.04.2006

0 | 0 | 2858 | 15.11.2024. 14:51:22

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []