БАЛЛАДА ОБ АРТАМОНЕ ПАРАВОЗОВЕ

Оттаяло. Пахло навозом.
Хрустел на ветру астрагал.
Старик Артамон Паравозов
Разбитым проселком шагал.
Ложбину отмеривал шагом,
Скользя огибал косогор,
Как тот забайкальский бродяга,
Что лодку рыбацкую спёр.
Озябшею стайкой берёзы
Белёсый несли караул.
Старик Артамон Паравозов
Приветливо им подмигнул.
Рукой помахал трясогузке.
И, не совладав с колеёй,
Привычно отвесил по-русски
Неведомой маме её.
Вы скажете: экая проза!
Однако, тщедушен и мал,
Старик Артамон Паравозов
Иначе об том понимал.
Он брёл, упоённо вдыхая
Оттаявший запах земли.
И память, залётно-лихая,
Витала в незримой дали.
Тогда, промышляя извозом,
Чубатый, с хитринкой в очах,
Артёмка ещё Паравозов
Удало ходил в лихачах.
Не счесть – ни куда, ни откуда
На мерине рыжем своём,
И столько-то – всякого люду
Извёз Паравозов Артём.
Каких только всяких расспросов,
Таких что и смейся и плачь,
Ни слышал Артём Паравозов –
Тогда ещё бравый лихач.
Историй каких ни наслушал –
Собою достойных поэм.
Известно, извозчику душу
Излить не накладно совсем.
Садится иной – неприветлив.
А тот покалякать не прочь…
Он был титулярный советник,
Она – генеральская дочь.
Он робко любил и смиренно,
Душевно сгорая дотла –
Когда, вопреки песнопенью,
Она до него снизошла.
О Боже, в каких он надеждах
Парил, вознесён в облака!
И не было более нежной
Руки, чем любимой рука.
И был он безмерно счастливей
Всех сущих питомцев земли…
Но, осенью злой и слезливой,
Ее от него увезли.
Какие пунцовые розы
Тем утром он вёз на вокзал…
И слушал Артём Паравозов,
И в горле свербила слеза.
А этот, дородный купчина –
Во всём эдак сила и стать…
С какой бы ему-то причины
Страдальцем себя полагать?
Лабазы товар не вмещали,
По швам расходилась мошна.
С какой бы скажите печали?
Какого ей Богу рожна?
«Да нешто каки перед нами
Препятства? Как есть чепуха!
К ногам – её перстни горстями.
Охапками, то-ись, меха.
И ладно б за что зацепиться –
Хвигура, примерно, патрет…
Куда! Хвинтихлюшка, синица.
Ан стиснуло – моченьки нет.
Как та, понимашь ты, заноза.
Хоть волком под окнами вой».
Внимал Артамон Паравозов
И скорбно качал головой.
И так, ни студёно ни жарко,
За годом выкатывал год.
Уже означалась кухарка
У неких степенных господ.
Распаренно хрумкая сахар
Под хныканье ливня в окне,
Намёком уверила сваха,
Что, дескать, «согласны вполне».
Но тут громыхнула «Аврора».
И грохот пошёл по верхам.
Не ветер бушует над бором –
Бушует сорвавшийся хам.
И всё покатилось колбаской,
Как буйные головы с плеч.
Избегнул Артемий германской –
Гражданской не вышло избечь.
Какой-то Каледин в атаки
Сначала водил на Дону.
Каки-то казаки-поляки.
Потом оказался в плену.
А там, будто в заднице шило,
Пред ним гарцевал на коне
Какой-то ещё Ворошилов…
Но вышел расчёт и войне.
Пошли по дворам продотряды.
Ночами каталась чека.
Кудрявая, что ж ты не рада
Знакомому пенью гудка?
Не рада кудрявая пенью,
Не весело глотку дерёт
В недобром своём исступленье
В себя не пришедший народ.
Бог знает, куда Паравозов
Какою ногою попал,
Но вместо поднятья колхозов
Копал Беломорский канал.
И сколь бы потом ни терпелось,
И что бы ни пелось потом –
Как будто с какую-то прелость
Взошёл Паравозов Артём.
Он словно в тумане глубоком
И ночи и дни напролёт.
И жизни не ведает сроку,
И счёта годам не ведёт.
Идёт от деревни к деревне,
Ночует Бог ведомо где.
Живёт, улыбаясь деревьям,
Букашкам, проточной воде.
Он к нашей окраине зябкой
Прибился об летней поре.
Вблизи керосиновой лавки,
В заброшенном чьем-то дворе.
С каким-то отчаяньем рьяным,
В аршинных таясь лопухах,
В дремучие дебри бурьяна
Нас влёк цепенеющий страх.
Там этот таинственный Тёма,
Которым пугали детей,
Ютился в развалинах дома,
В трущобе какой-то ничьей.
Дождей не страшась и морозов
В тиши закутка своего,
Прижился Артём Паравозов.
Мы часто дразнили его.
Всегда издаля, боязливо,
Готовые дёрнуть стречка –
Метали червивые сливы
К сутулой спине старика.
Люлюкали, что было мочи,
Такую подняв кутерьму…
А он улыбался. И молча
Кивал непонятно кому.
О детство, прогорклое, злое…
Из гулкой твоей глубины
То теплою тянет волною,
То болью далёкой вины.
Прости нам, старик Паравозов,
Щенячью недобрую прыть.
Простите, тростник и стрекозы,
Что вас мы успели забыть.
Простите, весенние лужи,
За то, что глядим свысока,
Как ваши глубины утюжат
Неслышной толпой облака.
За то, что бездарно, упрямо,
И не разбирая пути
Несёмся. Прости меня, мама.
За что только можешь – прости.
Мои запоздалые слёзы,
Мою непутёвую жизнь…
Старик Артамон Паравозов
Ступает в липучую слизь,
И, с хлюпаньем вытянув ногу,
Ступает ещё. И ещё.
А солнце глядит на дорогу
Доверчиво и горячо.
Подёрнута рябью запруда,
Пока в обрамленьи слюды.
Там чибисы, невесть откуда,
Взмывают у самой воды.
Во всём на ветру изуверясь,
Рассеянный вдоль сосняка,
Стрекочет растерянно вереск.
Внизу громоздится река,
Украдкою двигая льдины –
Сдвигая одну за другой.
Долиной, лениво и длинно,
Плетутся они чередой.
Ручья жеребячьи кульбиты.
Раскрытые почки ракит.
Морозы почти позабыты,
Заносчивый снег позабыт.
Край неба девически розов.
Звенящий простор высоты.
Старик Артамон Паравозов,
Куда направляешь ты?
Раскисшим разбитым просёлком,
Меся аппетитную грязь…
Не знаю. Завидую только –
Нимало того не стыдясь.

Николай Чернецкий, 2006

Сертификат Поэзия.ру: серия 969 № 43227 от 26.03.2006

0 | 1 | 2230 | 18.12.2024. 16:03:28

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []