На крыше мансарды плясали гавоты
мильоны веселых сырых башмачков.
А в комнате плыл аромат бергамота,
ведомый тропой сквозняков.

Старинная скатерть про старость забыла -
как только округло коснулась стола.
В окне, отороченном бархаткой пыли,
вечерняя зорька цвела.

Сиял самовар ослепительным боком,
а ветер трепал занавески легко.
И стыло в кувшине своем одиноко
под пенкой секунд – молоко.

Но чашки скучали и были некстати,
пока неумело мужская рука
отчаянно гладила чьё-то запястье
оттенка того молока...