
Фиалковой ночи густеет туман.
Дорогу заполнили отзвуки, тени,
Усталость, травы придорожной дурман.
И бабочек белых прекрасно смятенье.
Фуражка. Сигара. Таможенный пост.
Вопрос в темноте: «При себе что везёте?»
Ответ мой, как звон колокольчика, прост:
«Да вот, мотыльков белокрылых в полёте…»
Таможенный щуп равнодушен и скор
В суме переметной пустой ли, в обозе.
С души не взимается пошлинный сбор –
Её провиант незатейлив, бесхозен.
Бреду по дороге почти налегке,
Движенья и ночи счастливый невольник.
И мальвовый отсвет – крылом вдалеке,
За темной стеною пустой колокольни.
Белые бабочки
Густеет, уже затуманиваясь, фиалковая ночь. Зеленые и мальвовые отсветы смутно теплятся за колокольней. Дорога поднимается, полная теней, колокольчиков, запаха трав и отзвука песен, усталости и нетерпения. Вдруг темная фигура, высветив угольком сигары грубое лицо под фуражкой таможенника, выходит из хибарки, затерянной в мешках угля. Платеро пугается.
- При себе что-нибудь есть?
- -Да вот… Белые бабочки…
Он целится в корзину железным щупом, и я не сопротивляюсь. Открываю переметную сумку – пусто. И духовный провиант, незатейливый и ничей, минует пошлинные сборы…
В палисадниках мальвы
За окошком вагона.
Их достать нереально,
Поезд мчит к небосклону...
С теплом,
Хорошо, что еще " с души не взимается пошленный сбор"! Дальнейших удач! Генриетта.