Холокост

ХОЛОКОСТ

Венок сонетов из книги "11 колючих венков"

1

Костры, коптящие до звёзд,
от гекатомб Европа слепла.
Германский рейх фальшивой Геклой
разогревал славянский Ост.

И бодро пел немецкий дрозд
о том, как нация окрепла,
соорудив на грудах пепла
несокрушимейший форпост.

В бредовом ворохе идей
немецких бардов и вождей
сплетались визги и рычанье.

С той песней орды нелюдей
в неукротимости кабаньей
заполоняли мирозданье.


2

Заполоняли мирозданье
предсмертный стон и хищный рык.
Терзают мозг прочтённых книг
трагичные воспоминанья.

И ввечеру, и свежей ранью,
и в день, и в ночь, и в каждый миг
тревожат душу плач и крик,
и совесть ищет покаянья.

Детей и внуков жжёт позор
за мир, смотревший в бельмах шор
на каннибальское деянье,

за тот зелёный семафор,
когда ловцы свозили с бранью
чужое племя на закланье.


3

Чужое племя на закланье
погнал, заносчив и речист,
облыжно лающий нацист
в нечистых играх с пьяной рванью,

и поддержали то старанье
и мародёр, и финансист,
ввязавшийся в рисковый вист
для округленья состоянья.

При вновь устроенном порядке
никто не ощущал нехватки,
будь нужен изверг и прохвост.

Нашли убийц до дела падких,
а пленных Вилли, Фриц и Хорст
Живьём сгоняли на погост.


4

Живьём сгоняли на погост
старух, укутанных в салопы.
Детьми заполнили раскопы.
И жертва к жертве — долгий хвост —

прошли вдоль складок и борозд
по магистралям и по тропам
всехристианнейшей Европы
скоромный блюдом в строгий пост.

Пугнёт погода, злясь и вьюжась.
Хочу забыть. Взбодриться тужусь.
Несложный план, а так непрост.

В кошмарных снах всё тот же ужас:
бесплотный люд, незряч, бескост.
Лишь тени жертв в безмерный рост.


5

Лишь тени жертв в безмерный рост
на зыбком пологе планеты
навек остались скорбной метой,
текущим следом божьих розг.

Их пишет там небесный Босх
хвостом непознанной кометы.
И не избыть печати этой.
На небе тени вперехлёст.

А солнце топит жаркий воск
и капли льёт на лоб и в мозг,
и стелы заиграли гранью,

а сквозь сияние и лоск
всё те же крестные страданья
темнят и память и сознанье.


6

Темнят и память и сознанье
размеры явленного зла.
Зараза исподволь пришла
с враждебно поданным преданьем.

В веках безжалостною дланью
Европа жгла или гнала
народ, лишившийся угла
и живший в смирном прозябанье.

Но вот настал великий миг.
С цивилизацией достиг
весь мир вершины процветанья.

Но странно вызверил свой лик
арийский род в сугубом тщанье.
А сыт ли он кровавой данью?


7

А сыт ли он кровавой данью,
очищенный арийский мир?
На нём эсэсовский мундир
и знаки рыцарского званья —

за пик слепого послушанья.
А Гётев Веймар, Марксов Трир
и целый Баховский клавир
не отвратили одичанья.

Теперь, стоуст и многоглаз,
заразой, злейшей из зараз
(Однако ж терпит русский ГОСТ!),

даёт сто первый метастаз,
как скверный раковый нарост,
мир зла, свершивший Холокост.


8

Мир зла, свершивший Холокост, —
не то фиглярские подмостки,
где хрюкал фюрер в жёсткой шёрстке,
не то палаческий помост,

творивший дьявольский компост.
Палач осмеян кистью броской,
палач ославлен песнью хлёсткой,
но вновь тот змей у наших гнёзд.

Тот мир бесстыжих палачей
воспрял с наскоком на врачей,
вновь воскрешённый добрым Кобой.

Он — в непотребности речей
иной дружины бритолобой
рычит невытравленной злобой.


9

Рычит невытравленной злобой
разгорячённая толпа,
внимая гнусностям столпа,
авантюриста-ксенофоба.

Милитаристская хвороба
язвит тупые черепа,
а ярость дикая слепа
и в жилах булькает до гроба.

Со всем расистским багажом
иной политик напролом
идёт в штабы и небоскрёбы,

и в Красный Кремль, и в Белый дом,
а не вкусив вина и сдобы,
урчит недоброю утробой.


10

Урчит недоброю утробой
голодный волк, страша козлят…
А прежде в Гамбург, говорят,
кабилов, кафров из чащобы,

индейцев Анд и Манитобы
свозили в здешний зоосад,
при живности и с кучей чад,
и любовались ими снобы.

Палач-нацист убрал со света
бессчётный люд старинных гетто,
немецкий этно-огород.

Теперь, спасая раритеты,
взамен всех жертв, родню их ждёт
велеречивый патриот.


11

Велеречивый патриот
прегорд своим отменным родом.
Он для работ под шахтным сводом
(Избави, боже, - рухнет свод!)

иноплеменников зовёт
и их же ставит по заводам,
где жар и пар, где сода с йодом,
где нужно лить обильный пот.

Велеречивый патриот
чужих по масти узнаёт,
на то имея глаз особый,

он помнит их наперечёт,
и сам приглядывает в оба,
следя за чёрною трущобой.


12

Следя за чёрною трущобой,
апологет высоких рас
порой и сам собой не класс,
не проходя по мерным скобам

ни лбом, ни кадыком, ни зобом,
ни ухом, ни разрезом глаз.
И имя у него подчас
не отвечает строгим пробам.

Но дело не в правах, а в силе.
В двадцатом веке мы скопили
турецкий счёт, немецкий счёт.

Учти Гулаговские мили,
где Зло вздымало эшафот,
а там — гляди! — и вновь собьёт.


13

А там, гляди, и вновь собьёт
тебя с пути суровый ветер.
А хочешь жить — построй на свете
надёжный каменный оплот,

который буря не возьмёт,
не сломит крышу и подклети,
который злобный натиск встретит,
укрыв тебя и твой народ.

Наивность пала с пьедестала.
Земля гробницей сказки стала,
цветами памяти цветёт.

А Зло колотит по металлу,
проспишь, так вновь перекуёт
нетрезвый люд в погромный сброд.


14

Нетрезвый люд в погромный сброд
и при царе, при Николае,
сходился с гиканьем и лаем
по наущению господ.

А дальше? Партия ведёт
патриотическую стаю,
космополитов выметая.
Вот нынче, что за небосвод!

Сияет солнце. Мир обширен.
Прозрачен воздух. Космос мирен.
Какой там чижик или клёст?

Восславит радость птица Сирин.
Оплачет птица Алконост
костры, коптящие до звёзд.


15

Костры, коптящие до звёзд
заполоняли мирозданье.
Чужое племя на закланье
живьём сгоняли на погост.

Лишь тени жертв в бессмертный рост
Темнят и память и сознанье.
А сыт ли он кровавой данью,
мир зла, свершивший Холокост?

Рычит невытравленной злобой,
урчит недоброю утробой
велеречивый патриот,

следя за чёрною трущобой,
а там, гляди, и вновь собьёт
нетрезвый люд в погромный сброд.


Январь 1998 г.

Владимир Корман, 2005

Сертификат Поэзия.ру: серия 921 № 39956 от 05.12.2005

0 | 0 | 3245 | 25.11.2024. 14:48:06

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []