АСОНАНСНЫЙ ГОРОДСКОЙ КОЛЛАЖ

В Древнем Риме на улицах, наводненных
толпой, не было грохота колесниц
шум городской создавался движением
людей - топотом ног пешеходов и
мягкой поступью слуг ...
( Из книги "Последние стихи"
Дэвид Герберт Лоуренс )




В этом городе на редкость спокойно и тихо,
особенно вечером, когда липкий воздух
затыкает крикливые рты переулков
и каменный шепот сырых подъездов.
Тонкая стрелка часов в ритме нервного тика
пытается вместе с моею рукой достать на прозрачной полке
небес книги пророков Михеи, Исаи и Ездры.

Когда закончатся бесконечные каденции минорного Шнитке,
разрезающего озоновый слой дирижерской палочкой,
скорбно - беззвучными станут огромные фиолетовые слитки
облаков, проплывающих над акварельными этюдами чувств,
и над легкомысленными крыльями черных ласточек.

В незримых пределах извращенной архитектуры
кому-то становится невыносимо тесно.
Здесь в слезах погибают разбухшие ноты гениальных симфоний.
Бумажные хлопья разорванной неудачной пьесы
захламляют сонный круговорот одиноких фантазий.
И только газированные глаза в стеклянной колбе сифона
выплескивают пресные мысли в пузырьках углекислого газа.

Серебряные тополя вдоль кирпичной аллеи
своими, в земле растопыренными корнями,
издали напоминают одеревеневшие лапы коричневых куриц.
В пленке памяти крутятся кадры из фильма "Легенда о Нарояме"
с видами старых японок на рисовом поле
и с кровью в мечах самураев.
Но в зрачках у меня только блестят, изгибаясь плавно,
как металлические позвоночники в асфальтовых спинах улиц,
звенящие рельсы набитых битком трамваев.

Величие дня не откроет для нас законы ночных лабиринтов с небес
лова.
Сталью пюпитров изрезана глухонемая плоть Герберта фон Караяна.
Сухими ладонями ветер разносит по влажной горизонтали
страницы пророка Иова,
и холодом пыльной волны листает справо налево
горячие суры Корана.

Фронтоны музеев, дворцов и стареющих театров
не имеют зеркальной плоскости отраженья,
в которой можно увидеть живые лица прошедшей эпохи.
Неприостановимая сила всепоглощающего космического движенья
влечет за собой миллионы смертей и миллиарды рождений.
В бронзе, в граните, в бетоне, в стекле и в мраморе,
словно в переполохе,
люди ищут, устало блуждая, древние образы языческих наслаждений.

В этом городе женщины на редкость странны:
все их манеры, улыбки жесты
расцветают подобием Баховских штудий.
За кулисами черных вуалей они прячут чье-то мужское сердце,
чтоб пресечь помешательству тщиться этой глупой, безумной стрелки
в ритме мчащейся нервного тика, и создать из тяжелой фуги
невесомо-искристое скерцо!

Где бушевало когда-то в Европе черное пламя хрустальной ночи,
там теперь распустились тысячи сотен красных и желтых тюльпанов,
там из глиняных недр появились живые гиганты скульптуры.
В полосу искушений, словно в мертвые зубы железных капканов,
попадает несчастный святой, и как будто счастливый безбожник,
и осколки разбитой столетьями римской культуры
пытается склеить во сне сумасшедший художник....

Боровиков Пётр Владимирович, 2005

Сертификат Поэзия.ру: серия 913 № 39853 от 02.12.2005

0 | 3 | 2700 | 05.01.2025. 20:11:33

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []