СКАЗАНИЕ О МАРИИ (Глава IX, ч.4,5,6, Эпилог, Приложение)

4
Между тем, как я отвлекся, десять лет уж пронеслося. Время, знай, свои колеса крутит и во сне без спроса. Бег их не остановить, догоняю свою нить и поэтому в свою возвращаюсь колею. Успеваю в самый раз, – свадьба просится в рассказ. Все село с утра в движенье, в клуб из клуба направленье, тащат мужики столы, бабы – разную посуду, шум и гам стоят повсюду, на древесные стволы вдоль дороги новобрачных прибивают украшенья в виде ленточек бумажных и цветов папьемашенных. К пополудни все готово, вот идут из сельсовета: новобрачная с букетом, с нею под руку жених, а вокруг счастливых их вразнобой и бестолково, не без возгласов и крика вся от мала до велика деревенская родня – всех не счесть и за два дня.
Новобрачные красавцы во главе стола садятся. С женихом как будто рядом мать Мария и Иван, за невестой сели кряду Пряхин свекор и незван из начальства некий сан. Венский стул для того чина уступила Валентина. Чуть поодаль за столами, что простерлись буквой “П”, разместились, кто успел, за подносами с грибами, огурцами, пирогами тетя Оня, тетя Настя, тетя Аня, дядя Вася, дядя Миша, дядь Егор, с ними вместе дядь Матвей, а за ними полный двор взбудораженных гостей. А на самом на краю, чувствуя себя в раю, под молоденькой берёзкой приютились Верка с Розкой. Рядом с дочками мать Клава и других детей орава. Ребятне, сидевшей здесь можно досыта поесть и картошки, и котлет в первый раз за пять-шесть лет!
Начал бубенец звонить. Может, просит уточнить? А чего тут уточнять, младшей – Верке всего пять. Хватит звона, наконец! Но настырный бубенец продолжает издеваться, дребезжать и кувыркаться, словно требует отмщенья. Может, сдобрить угощенье? Я не против, я согласен, пусть обильней и вкусней с дичью, рыбою и мясом, с мировою кухней всей будет стол моих гостей. В самом деле, не для слез люди кинулись в колхоз, а чтоб были в изобилье шашлыки и чахохбили. Хорошо, что не забыл я про колхозы на селе, смолк бубенчик – сумасброд и уже навеселе весь собравшийся народ “Горько” громкое орёт и затем вторую пьёт. Ну, а кто-то во всю прыть ищет, чем бы закусить.
Вот опять звенит звонок, это пряхинский дружок навести решил порядок, – про вчерашний всем упадок и сегодняшний подъём речь толкает над столом, скоро, мол, придет достаток в каждый деревенский дом, с ним такие разносолы наводнят все наши сёлы, что не снились бывшим барам, кулакам и людям старым. И в ответ такое “Горько” прокатилось по столам, будто бы крутая горка развалилась пополам.
Ну, а нам чего ждать завтра, если есть такой предлог, опрокинуть непредвзято изобилья того рог? Вот подвыпивший Егор пьет кокосовый ликёр и уже его заносит, как нальёт, так крикнет: “Прозит!” Он ли просит или кто, – не поймет уже ни-кто.
Наливает Валентина ром кубинский в рюмку чина. Тетя Настя пьет рольмопс, удивленно морща нос. Ничего не поняла и повторно налила. Тетя Оня, не в пример, тминный пробует коблер. Тетя Аня без затей рюмку чокнула, опро-кинула коктейль и причмокнула. Дядя Вася с дядей Мишей и ещё с каким-то лишним уплетают во всю прыть фар-широ-ванную сырть. Вот омар в соку лимонном, шампинь-оно-вый жюльен, угорь в соусе укропном, обжигаю-щий глинт-вейн. Там латгальские котлеты, малосоль-ная форель, ждут охот-ника, ну, где ты? а не хочешь, ешь макрель.
Вина с сельтерской водою на столах стоят чредою, флип с раскрашенным мускатом, пунш из красного вина рядом с устричным салатом, вот же он, скорее, на! Вот и устрицы с петрушкой, что уложена опушкой на фарфоровое блюдо, заливное и, о чудо! лососевая икра с ложкой в ней из серебра. Как живые в своем соусе рядом плавают анчоусы. Вот в салате артишоки, набивай скорее щеки! Вот в кувшине коблер тминный, словно кладезь витаминный.
Вот французский огуречик – корнишон, ..., но тут бубенчик спохватился, как в аврал, чуть всю свадьбу не сорвал, если б я забылся в шоке. Есть с чего, он артишоки и анчоусы стерпел, а невзрачный огурец, заграничный скороспел, разозлил его вконец! Отменяю этот овощ, мне другой придет на помощь. Вот с картошкой фри ведро (бубенец дает добро, захлебнулся и умолк). Дядя Миша знал в нем толк и на свадьбу приволок (бубенец, молчи) мешок.
Но имеет ли значенье в свадьбе нашей угощенье? Вкусно, солоно ли, только все равно кричат все “Горько!” И к тому же молодые, от любви своей хмельные, пить не пьют, есть не едят, друг на дружечку глядят, словно встретились впервые, в друге друг души не чают, ничего не замечают.
А за крайним за столом, молодым что под углом, собрался пяток ребят, они “горько” не кричат, по не-доброму глядят. К ним от левого крыла, недалеко от угла обращаются подружки с подстрекающей частушкой:
Маня с Петею гуляла,
Выйти замуж обещала,
Повстречала скоро Гришу,
Стал им Петя третьим лишним.
Парни девкам погрозили и стаканы нагрузили, чтоб моральный свой урон скрыть под пьяную гармонь:
Петя с Манею гулял,
Время даром не терял.
У него из здешних мест
На примете семь невест.
А девчата парням в пику не спешат сменить пластинку:
Ах, ты, Петя, Петенька,
Спета твоя песенка.
Расписалась Манечка
С Гришей утром ранечко.
Парни, видимо, смирились и за выпивкой забылись. Вот уже в другом конце продолжается концерт. Набралась хмельного духа озорная молодуха и теперь ее уж впредь никому не перепеть:
Электричество бежит
По стальному проводу.
А я милому во ржи
Не давала поводу.

Я на свёкра и на мужа
Пять годов батрачила.
Мне чуть свет вставать не нужно,
Семья раскулачена.

Выяснял животновод
У коров где зад-перёд.
Напоролся на рога
И ударился в бега.

Из партийного райкома
К нам прислали астронома.
Ночью влезет на копну,
Ловит кепкою луну.

Вновь бубенчик не стерпел, даже дужкой заскрипел, до того, знать, был он в гневе, что визжа вопил на древе, иль на чем он там висел. Ретируюсь к колбасе, а не то сорвёт совсем своим визгом праздник всем. Даже свёкровский дружок нервно кашлянул разок.
Значит так, без кренделей и надуманного без, – заливного из линей, раков а ля бордолез. Фрикасе из перепелок и цыплят а ля Марго не бывает в наших селах. Разве где-то за бугром, разрази банкиров гром. Там и карпы а ля Ротшильд и говядина гаше, но съедобные галоши мужикам не по душе. Нам бы дух сырокопченой, и признаюсь огорченно, что на свадьбе той как раз вовсе не было колбас. Но, поскольку это сон, – вот кило на закусон. На такую ложь бубенчик ноль вниманья и не мечет. Значит, в рамках реализма без сгущения и шизы преломила наша призма неприкрашенную жизнь.
В наших снах разрешено то, что в жизни быть должно, а другое – ни-ни-ни, и, тем более во дни. Но на деле, как стемнеет, тех, кто пить и петь умеет, тянет на простор забав, не имея на то прав. Так и в этот час на свадьбе в разгулявшейся усадьбе. Там уже жених с невестой уступили свое место расшумевшимся гостям, поспешая неспроста, пока темень не густа, в закуток из двух кладовок, где кровать, из ситца полог, стол да стул, да рукомойник и детекторный приемник.
По дороге в рай жених, был поскольку из чужих, от насевших впятером откупился фонарем. Непонятно, как попали, на ногах ведь не стояли. Через день признались те, что ошиблись в темноте.
Но и Гриша был не промах, закаленным в драках, ссорах и слегка подправил глаз заводиле сих проказ, так, что вздорившего с ним стали звать с тех пор Косым. Отчего бы нам разок не использовать звонок, чтоб вернуть, как было, в центр покривившийся процент? Жаль, конечно, паренька, но еще жальчей звонка. Пригодится, будет цел, для серьезных наших дел. И по правде-то сказать, косоту не так видать, сбоку вовсе неприметна, словно щурится от ветра око правое Петра. Ну, так он еще с утра до предельности косой на лугах махал косой и ровнешенькие стежки клал линейками в дорожки. А ведь он тогда, зараза, был косым на оба глаза! Так что с этой ерунды никакой ему беды.
В общем, гости по домам разошлись благополучно, не придумать даже лучше в сказке с правдой пополам.
Тетя Оня с тетей Настей, опасаяся напастей от подвыпивших парней, ждать не стали потемней и, пока столы шумели, упорхнули в свои кельи, прихватив и Валентину по взаимному почину. Тетю Аню дядя Вася провожал уже в потёмках и в дороге на задворках кто-то нос ему расквасил. С дядь Матвеем дядь Егор на немецком разговор вел насчёт угроз войны от германской стороны. Поднимал прямые руки после каждого getrunken. Разумеется, потом захрапел он под столом. До утра спал после свадьбы и начнись война – проспал бы.
Верку с Розкой и жену непоседливый дядь Миша под родительскую крышу ещё засветло отвёл, с ними пять минут провёл и отбыл в другой район, в меру сыт, слегка хмелён.
Самый званный гость на свадьбе, сунув Пряхину ладонь, под весёлую гармонь с безыдейною частушкой, сохраненья кредо ради испарился, как из пушки.
Ну, а где жених с невестой, смотри выше, нам известно и как ладят, знает ночка. Отшумела свадьба – точка!

5

И пошли, помчались будни, молодые свои судьбы растворили в комсомоле
по своей, вестимо, воле. Шли под утро на завод, после смены на собранья.
Если партия зовет, повышали свои знанья, для чего (бесспорный факт) поступили на рабфак. Увлекались лыжным спортом и стахановским рекордом и уж в первой пятилетке появились у них детки, друг за другом два сынка без отрыва от станка,
потому что для ребят ясли есть и детский сад и районная больница, если с ними что случится. А случилось… впрочем, нет, зря что ль выдан нам секрет, пусть дает тот колокольчик нам обещанный звоночек и здоровенький сыночек в обе щеки винегрет
уплетает на обед. И откуда быть в квартире прободной дизентерии? Дома краны «хор» и «гол», туалет, паркетный пол, в комнате отдельной ванна, для барака очень странно, и всезнающий, конечно, слабо дернулся бубенчик. Так уж быть, пускай без ванны, но с кроватью и с диваном, общей кухней с одним краном. Тут бубенчик резко брякнул, будто я придумал бяку. Но, поскольку без трезвона, продолжаю я, резонно. Хорошо, что тот дебил цифру ДВА не отменил.
Проскочить хочу стрелой черный год – тридцать седьмой, чтобы все без лишних споров были живы и сильны на пороге той войны, что потребовала с нас
выполнять один приказ – бить врагов и днем и ночью без надежд на колокольчик
(как за павших не просить, всех, увы! не воскресить). Если уж спасать так всех,
без надежды на успех, но возможностью стиха на душу не брать греха. Скольких я бы возвратил из безвестных тех могил! Сколько б любящих сердец их дождались наконец! Сколько тех сердец поныне с болью ждут сердца родные! От болезни той не деться Мани праведному сердцу. И болит оно у Мани от своих и от германий.
Войны, залпы, танки, каски, взрывы, слезы, пот и кровь: это все не лезет в сказки, где царить должна любовь. Потому подходит мало сказке всякая война
и, конечно, не пристало принижать те времена, когда стар и млад стояли, силы вычерпав до дна, на краю небытия. Бог пусть будет мне судья и, войну познав, родня, но германские войска тут как тут, стоят пока у калужской деревеньки, ловят гады «кукареки», наживают там бока для последнего броска. Без стыда и разговора избу заняли Егора. Дяде немцы надоели, не хотел он и недели ждать, как их погонят вон, и полез сам на рожон. Когда те уже храпели после шнапса и жратвы, ночью дверь Егор открыл и на чистом на немецком крикнул, что отряд советский переходит уже Flus и исчез, мол, тороплюсь. Немцы драпали спросонок чуть ли не в одних кальсонах. Но под утро возвратясь, доннерветером бранясь, брата матери, Егора, расстреляли очень скоро. Было дяде невдомек, что нажавшим на курок был его родной сынок, как не знал о том Конрад, наш, выходит, с Маней брат. Старику родные в стужу не нашли могилы лучшей как в саду под старой грушей. Тою памятной зимой, на заснеженный бугор, крест поставили простой с краткой надписью: Егор.
Только немцам очень скоро смерть откликнулась Егора. Так в ту ночь они промерзли, так промаялись не спавши, что, когда лечились возле русской печки, тут их наши захватили всех врасплох по команде “Хенде хох!” С мест, где был Егоров дом направление войны и пошло , пошло потом под победным нашим знаком, колокольчик даже звякнул, не сдержался языком. Был бы рядом военкор и героем стал Егор. А на каждого Егора где же взять нам военкора? И Егор так не под камнем спит героем безымянным. Честь ему! Вернемся к Мане.
Та война, война всем войнам и на фронте и в тылу нет числа героям скромным, Маню внес бы к их числу. Ровным штабелем снаряды из-под Манина станка ввысь растут, как баррикады, не достанет уж рука. И прошло всего пол смены, и осталось шесть часов. Боль внедряется в колено от болванки в сто весов. Хлебных карточек в кармане ровно две, но через сутки отоварить можно Мане два квадратика- малютки. Сын находится в больнице… Нам пора тут спохватиться, и успеть, не прозевать, чтоб в спирту отмытым шприцем аккуратной медсестрицей место, как его ни звать, но стерильно протыкать, чтоб хирург потом не штопал дважды раненую попу, чтоб… Успели, мы успели! Нет следов от шва на теле младшего ее сыночка после третьего звоночка. Где ж он? Что за проволочка?
Колокольчик с цифрой ТРИ вис без язычка внутри!


6

Бог решает или дьявол
в нарушение всех правил
чтоб злокозненный обман
на сюжет нагнал туман
кто в ответе с кем мне спорить
мне весь мир разрушить впору
выхожу кипя я весь из
самого себя вкрутую
отменить хотел я сепсис
и спасти сестру больную
от сердечных крестных мук
еще трепетна аорта
стетоскопом ловит кто-то
учащенный слабый звук
тук тук тук тук тук тук тук
протестую и буяню
тот звонок бы спас мальчонку
и тем самым поднял маню
когда б тот по-детски чмокнул
в восковую ее щеку
ну звони же ну звони
для спасения родни
быть не может что звенел
я бы песню тогда пел
был звонок он спас конрада
даром мне того не надо
так отец просил за сына безымянного солдата
но ведь он просил вестимо
за любимого сынка
что из нашего полка
тот солдат живой пока обойдется без звонка
забираю ход назад
пропади он тот конрад
ну назвал его я братом
и беру слова обратно
но в ответ тревожный стук
тук тук тук тук тук тук тук
где ж болтался наконец
этот чертов бубенец
упустил тупая морда
только что врага народа
он как ты решил дают в честь победы той салют
я победе тоже рад
но причем злодей конрад
по какому это праву
должен я спасать варавву
между строк убивший брата не вошел ли в роль пилата
в напряженье держит слух
тук тук тук тук тук тук тук
не нуждается в подсказке
помощь кислородной маски
на спокойствие лица
неужели эта сказка
без счастливого конца
изъявление отца не сокрыть слепой повязкой
под прицелом у стрелка он молился за сынка
повторяю за сынка
что из нашего полка
тот солдат живой пока рана только глубока
мне двойной виною больно
третий потерять звонок
здесь мария марта в кельне у нее один сынок
без того тебе в укор брошенный тобой егор
не один он не помянут
если б было в моей воле
я назвал бы с ним и колю
и для полноты программы
двух погибших братьев мамы
и подольских всех курсантов
и садыкова большого
и имен своих лишенных
целый лагерь репрессантов
список был бы без конца
ты не помянул отца ты не помянул отца
след деяний присных рук
тук тук тук тук тук тук тук

и смыкаются уста,
имя выдохнув Христа
на кресте и жизнь Христу
тук тук тук тук тук тук ту…



ЭПИЛОГ

На третий день
прощанье затянулось,
Погода хмурилась,
но тоже не спеша.
Поникло небо,
тучами сутулясь
По-над толпой,
что вслед за гробом шла.

Проглядывало солнце
через тень,
Бросающей
пустующие ветви
На грустное
молчанье хризантем
В моём, к раздумью
клонящем, букете.

На возвышенье
свежего холма
Цветы легли
свидетельством печали,
И, вторя настроению,
сама
Природа капли тихие
в начале

Дождя осеннего
на фото пролила
В широкой рамке
мессой погребальной,
И вот уже одна
поверх стекла
Стекла слеза
строкою невербальной.
.
Портрету Мани
удалось увидеть
В просвете
низко стелющейся тучи
Последний в этот день
сверкнувший лучик
На даровую
под крестом обитель.

Уже тогда,
лишь ухватив слегка
Связующую нить
к естественной из версий,
Я первые слова
в мелодию слагал
Возможной, но
не спетой Маней песни.


ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЯ МАНИ

Падает красное солнышко
В мой исповедный туман,
Кончился, горькая долюшка,
Наш обоюдный роман.

Как ты ни холодно нянчила,
Голодно как ни вела,
Всё б ничего, если б мальчиков
Ты от беды сберегла.

В них моя боль неутешная,
Горькое счастье моё,
Может быть, матушку грешную,
Ждут они где-то вдвоём.

Первой войны я ровесница,
Душу Господь мою спас,
В людях не дал разувериться
Мне даже в тягостный час.

Ни возводивших напраслину,
Ни запрягавших в дела
Ложь под знамёнами красными
Я проклинать не могла.

Правые вместе с неправыми
Шли на этапы, как встарь,
И свои жизни бесправные
Клали на общий алтарь.

Сколько парней пало смолоду
Той иль другою войной,
И молодых сколько отроду
Путь исковеркали свой.

Не о себе мне печалится
На невесёлом краю,
Вскоре моя усыпальница
Гостью воспримет свою.

А поутру встанет солнышко
Может быть, чуть посветлей,
Чтоб старикам дать по зёрнышку
Счастья на склоне их дней,

Чтоб малолетним проказникам
Ласки пребыло вдвойне,
Чтобы им знать по рассказикам
О неразумной войне,

Чтобы дать мыкавшим в скромности
Комнатки вместо лачуг,
Сильным немного дать совести,
Слабым – труды по плечу.

Этой хватило бы малости
Мне свою жизнь не жалеть
И восвояси по старости
Тихо душой отлететь.

В обратной до Москвы
полночной электричке
Под стук колёс
случилось мне в блокноте
В поэму первый
заложить кирпичик,
А днями позже
замысел поглотит

Меня всего.
Соря черновиками,
Я, наконец,
на труд решился дерзкий:
Длиною в жизнь
закончилась поездка,
Пора мне собирать
разбросанные камни.

КОНЕЦ
1976 - 1986, 2003-2006 годы



ПРИЛОЖЕНИЕ


Самарский Губернский
Народный Суд

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

От 15 марта 1923г.
Дело № 318/57

Приговор
по делу об убийстве крестьянки села Покосово Резовского уезда
Ветлугиной А.П.

Суд установил: Ветлугина А.П. проживала в селе Покосово в собственном доме с двумя детьми
9 и 10 лет. В январе 1923г. к ней вернулся муж, Ветлугин Трофим Иванович, 37 лет, отсутствующий в семье с октября месяца 1914г. 5 февраля сего года он обратился к соседям за помощью при рытье могилы
для захоронения своей жены, которая, по его словам, повесилась. Сам Ветлугин Т.И. не мог один вырыть могилу по причине инвалидности и сильных морозов. Обмывающая покойную ВетлугинуА.П. жительница
с. Покосово Мисягина П.В. свидетельствует о большом ушибе и ране на голове Ветлугиной А.П. и что та не была похожа на удавленницу.
Ветлугин на следствии утверждал, что не знает, откуда рана на голове его покойной жены, но признал,
что между ними произошла ссора и что он не помнит, чем она закончилась, так как по причине ранения и контузии у него не проходят головные боли. Ссылаясь также на плохую память, Ветлугин не смог фактами подтвердить службу в Красной Армии и не назвал ни одного из своих командиров.
В ходе судебного разбирательства Ветлугин Т.И. показал, что причиной ссоры явилось противодействие
жены попыткам перезахоронения их младшей дочери Марии, захороненной со слов жены во дворе возле детских качелей. Подсудимый решил перенести ее останки на сельское кладбище и изготовил крест для могилы. По показаниям свидетелей установлено, что на кладбище села Покосово в общей могиле захоронены двое умерших детей Ветлугиных, при захоронении младшей их дочери Марии никто из односельчан не присутствовал и место ее захоронения им неизвестно.
В своем последнем слове обвиняемый Ветлугин Т.И. признался, что одно время служил в армии белых, но в смерти своей жены, которая умерла через два дня после их ссоры, он не виноват. Обвиняемый также утверждал, что после ссоры с женой у нее была попытка самоубийства и что он вытащил ее из петли, несмотря на готовность обвиняемого убить свою жену. О причинах таких намерений обвиняемый отвечать отказался и просил суд приговорить его к расстрелу.
На основании изложенного Самарский Губернский Народный Суд признал Ветлугина Т.И. виновным в умышленном убийстве своей жены Ветлугиной А.П. и постановил:

(следующая страница «Приговора» в деле № 318/57 отсутствует)

Виктор Калитин, 2005

Сертификат Поэзия.ру: серия 669 № 33268 от 29.03.2005

0 | 6 | 2605 | 20.04.2024. 12:07:56

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []