Я НИ О ЧЁМ В ПРОШЕДШЕМ НЕ СКОРБЛЮ

ТЕБЕ

Мир, который был глух, мир, который был нем,
замирал, как душа покорённая Григом.
Струны стройных гармоний таили во мне
неизвестное, но долгожданное иго.
Разбивалось стекло беспросветной тиши
и взрывались стихийно цветы диссонансов,
но бежали слова от не грешной души,
убегающий миг в беспросветность пространства.
Эта детская боль всем улыбкам назло,
как на розе шипы, здравомыслию в пику…
Неуклюжий Орфей слушал музыку слов,
но молчал, ожидая свою Эвридику.
Лишь вибрировал в горле знобящий металл
и охватывал душу космический холод…

Ты пришла, и с тобой в первый раз услыхал
я свой мир в бесконечной вселенной глагола.

* * *

Меня такая женщина не любит –
Вы сдохнете у зависти в тисках.
Меня такая женщина погубит,
какую вам нигде не отыскать.

Я знаю, ничего у нас не выйдет,
но ведь не любит – как перетерпеть?
Я прихожу – в упор меня не видит,
я ухожу – не хочет вслед смотреть.

Она другой, конечно же, не будет.
И я другим сумею разве быть?
Меня такая женщина не любит,
что мне её во век не разлюбить.

* * *

Тебе ещё по силам юность,
а мне о ней не вспоминать.
Слова замёрзнут, льдинку сплюну –
тебе на льду не замерзать.
И не оттают эти звуки,
не утекут с шальной водой…
Тебе ещё по силам муки,
которых не было с тобой.
Тебе ещё по силам горе,
которое не обойдёт,
а у меня не кровь из горла
и не рыдания – а лёд.

* * *

С утра – вино… Конечно, это пошлость.
Зато пощады долго не просил.
Я целых десять дней терпел, а больше
и дальше так, ей-Богу, выше сил.

А телефон молчит и писем нету…
И если ночью снова не усну,
бродячим псом пойду по белу свету,
чтобы навыться вволю на луну.

Тебе приснятся вдруг аккорды Баха,
и ты проснёшься, выглянешь в окно,
а там – луна и дохлая собака,
весь день с утра лакавшая вино.

* * *

В темноте лишь вершина горы,
не от мира сего золотится.
Ты пришла в этот мир до поры –
ты зачем поспешила явиться?
Хоть зажмурься, хоть нет – этот свет
кто-то очень безудержно тратит.
Он горит столько дней, столько лет,
что его на две жизни не хватит.

Понимая законы игры,
по которым играют без правил,
ты паришь у подножья горы –
тьма клубиться и слева, и справа.
Понимая законы игры,
как ты можешь парить в мире этом,
где во мраке трещали миры,
порождённые дьявольским светом?

Как тебя в темноте я нашёл?
Или ты догадалась не сбиться?
Ты пришла – я ещё не ушёл,
ты пришла – свет ещё золотится.
И плюю я на чуждый мне знак,
и впадаю в твоё притяженье…
Ты пришла в этот мир, чтоб я знал
о безвременном нашем рожденье.

СПРОС И ПРЕДЛОЖЕНИЕ.

Ажиотаж искусственно уменьшен,
тем паче, что мужик вконец ослаб.
Был прежде спрос на настоящих женщин,
жизнь предлагает нынче наглых баб.
Таким на «токовищах» не токуют,
они любую птицу истребят…

Мне тоже предложила жизнь такую,
а я у неба вымолил тебя.

* * *

Замереть на бегу и впервые глазами другими
разглядеть впереди то, что чувствовал вечность назад,
что любимые нами живут с нелюбимыми ими
и что эти узлы невозможно никак развязать.

И приходит прозрение, в общем-то, не для острастки:
дескать, ты всё равно никуда не уйдёшь от судьбы…
Только гордиев узел подвержен особой развязке,
но не может душа по живому позволить рубить.

* * *

Я ни о чём в прошедшем не скорблю
так, как о том, что “кстати” и “некстати”
я слишком многим говорил “люблю”,
забыв о девальвации понятий.
И что с того, что никогда не врал?..
Я влюбчив – это грех иль преступленье?
А вдруг я из души у многих крал
то, что не подлежит восстановленью?!.
Сознание и чувства утолю
душой, не растранжиренной на части,
но тех, кому я говорил “люблю”,
я всё-таки любил.
И это – счастье.

* * *

Грешница моя безгрешная,
подводя к исходу дня,
ты утешь меня, утешь меня,
безутешного меня.

В ночь вступаючи, конечно, я
стану зря искать огня…
Грешница моя безгрешная,
ты утешь, утешь меня.

Всё пройдёт, а там – хоть режь меня –
ты живи, себя храня,
успокоить, чтоб по-прежнему
безутешного меня.

Восхитительная, нежная,
на прощанье не браня,
грешница моя безгрешная,
ты утешь, утешь меня.

* * *

Проходит жизнь. Уже минуты
остались нам. Ну почему
мешаем мы с тобой кому-то?
И, в общем - то, плевать – кому.

Ты так в любви своей отважна,
что я любую боль стерплю.
Ты любишь – любишь! – вот что важно.
И я одну тебя люблю.

* * *

Как будто расстаёмся на всю жизнь,
на смерть… О чём ты, глупая? Не бойся!
Уймись, прошу, любимая, уймись.
Молю тебя, родная, успокойся.

Ещё не раз нас бросит вверх и вниз,
а у разлук особенное свойство:
ломать любовь… И всё же ты уймись,
молю тебя, родная, успокойся.

Не говори мне слов таких: вернись…
Я даже вопреки мироустройству
приду к тебе. Поэтому уймись,
молю тебя, родная, успокойся.

Ты только чаще мне в разлуке снись,
а я тебе…Ты в снах моих укройся.
Ну а пока, любимая, уймись.
Прошу тебя, родная, успокойся.

* * *

Ты моим не страдаешь похмельем,
если пьёшь, то с чужого стола,
справедливо считая бездельем,
то, что я называю “дела”.
Ты моими слезами не плачешь
я и сам слёз твоих не терплю…

Ничего для меня ты не значишь,
разве то, что тебя я люблю.

Барановский Леонид, 2005

Сертификат Поэзия.ру: серия 808 № 32401 от 02.03.2005

0 | 2 | 2263 | 24.11.2024. 13:09:07

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []