Соль кормящей земли или дикое сорное семя?
Ко столу каравай или крошки с чужого стола?
Вам – меню изучать и со вкусом потягивать время,
Этим – горькую пить, закусив натощак удила.

Здесь лежать на печи и толочь дым отечества в ступе
безопаснее, чем нарожать ненароком детей.
Вот русалочий хвост преподносится в фирменном супе,
ну а верхняя часть продается живьем без затей.

То не шапки горят на ворах – то свечение нимбов,
и не шило в мешке, а бессмертье кащеевых зол.
Призрак вечно живой, показательно нами хранимый,
подливает нам в кровь по ночам судьбоносный рассол.

Лаптем щи похлебав, топоры вынимаем из каши,
кто её заварил, тот забыл уже думать о ней.
Как о стенку горох – все рецепты и промахи наши,
пиво с медом течёт по тройным подбородкам свиней.

Извлеченье корней и утечка мозгов не спасают
от глубинного сна ясных глаз голубиной души,
на заморских харчах отощавшая, вечно босая,
добрым словом сыта с добавлением ложки лапши.

Чтобы выжить в тоске, пропивают тоску и рубашку,
На потеху друзьям пропивают талант и успех.
Эта странная блажь – всюду сердце носить нараспашку,
и не меньшая дурь – беспричинные слезы и смех…

Мы на кухне живем, прожигая на скатерти годы,
в эти дыры глядит правосудие голых обид.
Мы надежный оплот вымирающей тихо породы,
наш непонятый мир в опрокинутой люльке сопит.

Нам границы в плечах, как и рамки портретные, узки,
мы всё ищем ключи от небесных распахнутых врат.
Здесь смеются и плачут, как правило, только по-русски,
и по-свойски со смертью о вечной любви говорят.