Видения

Россия кончилась, никто о том не знает.
Бегут в ночи звенящие трамваи
По рельсам, ускользающим назад,
И плодоносит яблоневый сад,
Любовью довоенною согретый;
Мелодия как будто не допета,
И, кажется, еще ей далеко
До окончания. Скисает молоко,
И колесо вращается рождений,
Отвагой пышет сердце поколений,
Но в воздухе тревога разлита,
Кирпичик вынут в основаньи дна,
И вместе с ним исчезло вдохновенье,
Заколебалось грузное строенье,
С трудом воздвигнутое. Слышен треск костей,
Нарушилось согласие частей,
Глядят вовне подвластные народы,
И реет флаг неведомой свободы.
Настала небывалая пора...
Кавказская отчалила гора
И по волнам истории пустилась.
За ней чалма пустыни устремилась,
И, как мираж, исчезла навсегда.
Балтийская воспрянула звезда,
К борту прижавшись европейской шхуны.
Еще не завершился месяц лунный,
Как трещина по сердцу пролегла,
Вошла глубуко острая игла,
И разошлись славянских три народа
Как в дымке три печальных парохода.
Казалось, эта песня не всерьез,
Еще не высох ливень звонких слез,
Пролитых в честь единокровной дружбы,
Но славословья более не нужны,
Никто за них не платит ни гроша,
Глядит уныло русская душа,
Лишенная державного величья,
И тяжек груз, оставшийся в наличье.
А время, между тем, продвинулось вперед,
И каждый вынул свой природный жребий:
Бедняк болеет о насущном хлебе,
А вор ворует, приоткрывши рот.
Бандит занялся ремеслом привычным,
Ловя в прицел беспечную мошну,
И тянет всех, как водится, ко сну,
Но сон нейдет от недоимок личных.
Не знает власть холопская, куда
Погнать ей одолженные стада
И чем занять досуг страны незрелой.
Змея меж тем из склянки пустотелой
Наружу выползла, вольготно разлеглась.
И в чревесах разъевшаяся страсть
Застит глаза, простор мешает видеть,
Страну легко нечаянно обидеть,
А сердце, поврежденное блудом,
Свой ненавидит богоданный дом.
Церковный глас на стогнах еле слышен,
Лишь ветр пустой полотнища колышет,
Да вьется прах газетных небылиц
Сквозь атмосферу бедственных столиц.
И ощутив добычи запах свежий,
Свой купол солнечный, глас муэззина трезвый
Восток стремительный на север обратил,
Сначала пробный кол за ленточкой забил,
А там шагнул смелей, земля не имет срама,
Встает на цыпочки, зеленый флаг ислама
На полюс северный желая водрузить
И пальцем с полюса Европе пригрозить.
И узкоглазая языческая смелость
Вдруг пробудилась в выжженных степях,
Как тетива вдруг музыка запела,
И обновился допетровский страх.
Толпой бесчисленной, роящейся, как осы,
Встает восток и требует куска,
Где каждая кочующая особь,
Как саранча, всеядна и узка.
Не различить лиц в табуне бегущем,
Душа безмолвствует в дохристианской гуще.
На чем подвешен мир? На тонкой паутине.
Горит свеча в дряхлеющей пустыне,
И тихо с ангелами сердце говорит.
Огонь души от праздных глаз укрыт.
Сокровищ не видать: судьба одна, и скромность,
Да бесконечная сердечная бездомность,
Которой никаким пустыням не вместить.
А сколько кораблю по водам мутным плыть,
Не ведает никто. В чем замысел нестрогий?
Лишь месяц силуэт свой прочертит двурогий,
Да звезды глянут молча с высоты
На опустевшие селенья и кресты;
Но свято место пусто не бывает...
1998-1999

-------------------------------------------
Написав это стихотворение, автор попытался определить жанр, к которому оно относится. Первое пришедшее в голову слово было - "прокламация". И в самом деле, сиюминутные обстоятельства послужили для него основанием. Так, наверно, это и надо понимать.

Геннадий Куртик, 2004

Сертификат Поэзия.ру: серия 621 № 26368 от 13.08.2004

0 | 1 | 2474 | 13.11.2024. 06:30:20

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []