* * *

Прости, украинский мудрец,
не торопись с обидами,
не украшает твой дворец
фасад с кариатидами.

Плюю прицельно, не в облом
для бывшего народника,
на алебастровый апломб
у пана подбалконника.

Глухонемой переполох:
намедни хмырь из домика
бетоном харкнул - Бобик сдох.
Безумно жалко Бобика!

Зато я щедр, как Водолей,
переизбытком допинга,
покуда сам не околел
невинной жертвой подвига.

Мне это гроб не по плечу,
не по пути процессия -
на кровь, чуму и саранчу
просрочена лицензия.

Пока не выберу маршрут
на брудершафт с фортуною,
поскольку волосы растут
быстрее, чем я думаю.

* * *

Дурачились до измора
позируя сквозь лазурь,
вытаскивал я из моря
азартную стрекозу.

Был наискось опоясан
я весом любимым весь,
и скалился Херсонес
зияниями балясин.

Пикантная панорама
капризнее, чем талант,
дрожал олимпийский мрамор
поваленных колоннад.

Изюминка эпицентра
раздвинулась в пятерне.
Календула и люцерна
расплющились на спине.

Меж склепов и мавзолеев
мы снова переплелись,
и лежа, и на коленях
копируя эллинизм.

* * *

Как губят петуха,
от крика просыпаясь,
хозяин впопыхах
зарезал попугая.
Упорно дергал шнур,
хрипел обрывки арий -
обиделся на тварь и
по горлу полоснул.
Чтоб откликался в масть
дуэтом
без уверток.
Молчанье - это казнь
и птичка в Книге Мертвых.
Заткнись, пернатый друг
без головы и пуха,
ощипанный испуг
застрял в копилке уха.
Небесный звукоряд
и азбука подземки
артачатся, фонят,
вибрируют от стенки.
В котле глухонемом
разделанная тушка
о будущем
нутром
орет на всю катушку.