
Чем сонет отличается от «лирики»
Сонет – это небольшая форма, которая требует больших усилий. Это высоко отшлифованное, выверенное поэтическое произведение. Это демонстрация мастерства и способности сделать невозможное возможным. Это, если хотите, маленькое чудо.
Сонет, как и другие твёрдые формы (канцоны, сестины, триолеты, рондо и проч.) возник, насколько я понимаю, из желания поэта показать свой талант, облечь изначально бесформенные чувства и мысли в строгую, стройную, гармоничную оправу и, таким образом, получить над ними контроль, причём достичь этого максимально естественно, избегая конфликта между абстрактным и конкретным. В сонете происходит единение двух начал: твёрдого (формы) и мягкого (чувств и мыслей), причём твёрдое оживает, а мягкое успокаивается в стройной и чёткой структуре. Каждое начало отдаёт другому свои качества и в ответ принимает качества другого. Это похоже на гармоничные любовные отношения, где один человек делится собою с другим, не теряя самого себя.
Твёрдая форма тем и отличается от нетвёрдой, что от неё ожидаешь очень высокого технического уровня. Впрочем, не все твёрдые формы одинаковы. Не ко всем ним разумно применять весьма строгие сонетные требования. Например, в длинной поэме, написанной октавами (вспомним о «Неистовом Роланде» Ариосто) невозможно достичь той же степени технической отточенности, которая достижима в коротком сонете. Более того, у каждой твёрдой формы, у тех же сестин, рондо и триолетов, имеются свои особенности, так что все они требуют отдельного рассмотрения. Хотя некоторые из мыслей, высказанных мною о сонете, вполне применимы к другим твёрдым формам, эти формы не стоит считать некими разновидностями сонета, которые отличаются от него лишь порядком строк и системой рифмовки. И сестина, и рондо, и триолет – это отдельные жанры, со своей поэтикой. Хотя они не достигли той популярности, которой достиг сонет, и не завоевали такую же огромную любовь поэтов и читателей, они требуют к себе самого серьёзного отношения и, соответственно, разработки собственных эталонов. Я очень надеюсь, что эти жанры найдут своих русскоязычных теоретиков и талантливых поэтов, чтобы занять более видное место в нашей поэзии, чего они, безусловно, заслуживают.
В этой книге я буду называть все нетвёрдые формы условно «лирикой». Это не точный термин, да и не термин вовсе, однако он поможет мне излагать мои мысли более сжато, избегая лишних пояснений.
К сонету нельзя относиться так, будто бы это обычное лирическое стихотворение, обладающее несколько необычной формой. Для достижения высокого художественного результата важно понимать, что сонет – это отдельный, уникальный жанр, со своими особенностями, со своими правилами, требующий специального подхода. Если в «лирике» можно вольно развернуться, излить свои чувства, выплеснуть эмоции, то в сонете этого не получится. Вы неизбежно застрянете и наделаете ошибок, и выйдет у вас корявый текст, отчасти напоминающий сонет. «Лирика» не замыкает поэта в жёсткие рамки. Ты пишешь, например, пятистопным ямбом или хореем, и всё, за чем нужно следить, это за соблюдением размера и более-менее богатыми рифмами, количество которых можно легко регулировать. При желании можно вообще отказаться от рифмы. Очень часто поэт начинает писать «лирику», сам не зная, сколько строк займёт его текст, как он будет развиваться и чем закончится. Словом, «лирика» даёт поэту высокую степень свободы, и если у него набита рука и есть мало-мальски сносная техника, то он действительно может, почти не спотыкаясь, пронестись по дороге своих чувств и мыслей, выплеснуть их на бумагу и успокоиться. В сонете такое бывает лишь изредка, если ты опытный мастер, для которого многие сонетные правила и ограничения стали уже второй натурой. Я хочу донести до вас одну мысль, ключевую для всего нашего разговора. И мысль эта заключается в том, что процесс написания сонета прямо противоположен процессу написания «лирики».
Модель написания «лирики» в большинстве случаев такова. Поэта озаряет вдохновение (или он думает, что озаряет, но это неважно), и он бросается в творчество. Пальцы просятся к перу, перо к бумаге, и через минуту свободно текут стихи, причём форма стихотворения и его содержание воплощаются параллельно друг другу. Поэт, например, выбрал пятистопный ямб, и, держа общую структуру ямба в голове, он соединяет с этой структурой те слова, которые более-менее соответствуют содержанию, ищущему своего выражения. Чем опытней, чем талантливей стихотворец, тем меньший возникает разрыв между изначальным замыслом и его конечным воплощением. Неопытный и не очень талантливый поэт склонен терять связь между идеей и словом, употреблять, например, некоторые слова только ради рифмы, слова, которых он не употребил бы, если бы выражался прозой. Форма у такого стихотворца выходит из-под контроля и начинает диктовать ему, что писать, что чувствовать и что думать. Бывает и так, что человек принимается за стихотворение, сам не зная, о чём он будет петь, лишь чувствуя, что песня зреет. Я не говорю, что подобные творческие методы неправильны или что они не могут привести к созданию замечательных стихотворений и даже шедевров. Могут, и приводят. Я хочу сказать лишь то, что подобный подход для написания сонета неприемлем. Если создавать сонет под влиянием импульса и порыва, то и получится импульсивное и порывистое стихотворение. Да, оно будет похоже на сонет. Да, оно может быть даже очень неплохим. И да, оно даже может стать шедевром мировой литературы. Но оно не будет сонетом. Случаются исключения, которые мы находим в творчестве опытных мастеров-классиков, но эти исключения редки. В подавляющем большинстве случаев получается сонетообразная «лирика» и не более того.
Сонету необходим жёсткий контроль. Каждый аспект должен быть тщательно продуман и взвешен. Ум постоянно присутствует при воплощении чувств. Без этого присутствия, без этого холодного контроля сонетная форма либо развалится, либо устоит ущербно и жалко. Значит ли это, что сонет – сухое, надуманное произведение? Вовсе нет! Пусть чувства кипят, пусть эмоции бурлят, но это кипение, это бурление должны быть заключены в стройную, прекрасную, гармоничную, выверенную до мельчайших деталей форму. В этом-то и состоит чудо сонета, в способности быть страстным и сдержанным, взрывным и устойчивым, жарким и ледяным одновременно.
Чтобы достичь этого, нельзя полагаться на порыв, на импульс, на смутное чувство. Храните в себе их ценную энергию, но пусть она ждёт своего часа, пока форма подготовится к ней. Если вы не можете сохранить свой импульс, если он у вас исчезает и растворяется при ожидании, то сонеты – не ваше занятие. Пишите «лирику», работайте в другом, более спонтанном жанре. Совсем не плохо не писать сонетов. Плохо писать плохие сонеты.
Написание сонета похоже на создание дома, которое можно разделить на три стадии. Сначала в уме архитектора возникает идея дома, и эта идея продумывается до мелочей, во всех подробностях. Ничего не упускается из виду. Далее, когда идея дома продумана, взвешена и воплощена в чертежах, строители начинают возведение самой постройки. Лишь потом, когда всё окончено и проверено, в дом вселяются жильцы, которые уже доделывают мелочи по своему вкусу. Никто не станет вселять жильцов, когда возведена лишь половина дома, и достраивать его с жильцами внутри. Также никто не станет строить дом, если для него нет жильцов, если там никто не будет жить. Написание сонета тоже разделяется на три стадии. Первая – возникновение замысла. Этот замысел нужно продумать до мелочей. О чём будет сонет? Что я хочу им сказать? Какую мысль, какое чувство выразить? Как я это сделаю, как мысль заявится, разовьётся, развернётся и завершится? В «лирике» все эти вопросы задавать необязательно, а, может быть, и вредно. Однако специфика сонета такова, что без этих вопросов не обойтись. Вторая стадия – создание формы, то есть выбор подходящего размера, подборка богатых, интересных рифм, продумывание структуры расположения этих рифм, разработка внутренней формы. Мы поговорим обо всём этом в своё время. Сейчас же важно понять, что форма должна создаваться заранее, как создаётся сосуд заранее – до того, как в него вольют вино. И только потом начинается третья стадия, а именно наполнение созданной формы содержанием. При этом какие-то мелкие детали могут меняться, как и жильцы могут, например, перекрасить стены в другой цвет или даже из одной комнаты сделать две. Это вполне допустимо. Однако форма в целом уже готова, уже держится. Есть что-то мистическое в том, что первоначальное чувство, первоначальная мысль никуда не пропадают, но могут очень долго и терпеливо ждать, пока для них будет построен дом, как и жильцы могут очень долго ждать, пока им разрешат въехать, прекрасно понимая, что в груде кирпичей жить невозможно. Жильцы, конечно, никакой мистики не ощущают, но в процессе написания сонета это мистическое единение мысли, чувства и формы ощущается очень сильно.
Здесь может возникнуть вопрос, а не задушат ли все эти требования саму поэзию, ради которой, собственно, и создаётся сонет? Этот вопрос мучает и мучал многих поэтов. Его задаёт и Шульговский в своей книге: «Невольно рождается вопрос, а как же согласовать поэтическое вдохновение с этими законами. Не сведётся ли сонет лишь к искусственному произведению, важному лишь с точки зрения формы и налагающему цепи на свободное творчество?»[1] На этот вопрос нет единого ответа. Если потерять чувство равновесия и дать правилам слишком большую власть, то можно задушить поэзию. Если слишком большую власть дать эмоциям и чувствам, то поэзия задушена не будет, но сам сонет развалится. В том-то и заключается мастерство, чтобы сохранить эмоцию, чувство, мысль и не дать развалиться форме. Этому мастерству надо учиться всю жизнь, и каждый раз, приступая к новому сонету, надо доказывать себе, что ты этим мастерством владеешь. Я никогда не знаю, напишу ли я ещё один сонет. Каждый может быть последним. Чудо нельзя предугадать, нельзя запланировать.
Вспомним об игре в шахматы. Сколько там ограничений, сколько предписаний! Казалось бы, о каком творчестве может идти речь, когда игрок сжат со всех сторон чудовищной логикой, массой правил, необъятным грузом традиции? Но как изящно мастера-шахматисты действуют в этих жёстких рамках, с каким вдохновением выражается их творческая мысль, их смелость, их фантазия! А музыка, например, Баха? Кто изучал контрапункт хотя бы немного, тот хорошо знает, какое это сложное дело, как трудно написать правильную фугу – просто внешнюю структуру фуги, не говоря уже о её художественном наполнении. Представьте, что Бах сказал бы: «О, майн Готт! Как много рамок! И зачем изучать все эти правила, тратить на них моё драгоценное время? Давай-ка я буду просто писать музыку, выражать свои эмоции, свои чувства!» Вы думаете, если бы Бах так решил, у нас были бы «Хорошо темперированный клавир», «Искусство фуги», «Страсти по Матфею»? А если бы Леонардо да Винчи сказал: «Дио мио! А ну их, все эти сложные законы перспективы, колорита, композиции! Всё это тягостно, занудно и душит моё творчество! Давай-ка я просто буду изливать свои чувства и мысли на холст!» Была бы у нас тогда «Мона Лиза», «Дама с горностаем» и прочие шедевры? Никто не будет спорить с тем, что и композитор, и живописец должны годами учиться, овладевать мастерством, осваивать мельчайшие технические нюансы, прежде чем они смогут воплотить свой внутренний мир в звуках и красках. Почему же мы думаем, что человеку достаточно взять ручку и бумагу – и вот он уже поэт? Почему мы полагаем, что клавиатура компьютера менее требовательна, чем кисть живописца? Шедевры великих мастеров потому и вызывают восхищение, что им удаётся, кажется, невозможное – свобода в несвободе, раскованность в скованности, страсть в бесстрастии.
В искусстве сонета далеко не так много правил, как в музыке или живописи, но эти правила необходимо серьёзно и вдумчиво изучить. Мастерство сонета, как мастерство рисунка или фортепианной игры, требует своих знаний, своих навыков. Можно стучать пальцем по клавишам и считать это музыкой. Можно выплёскивать краску на холст и провозглашать это живописью. Найдутся даже люди, которые согласятся с такими «творцами». Можно годами жить иллюзией того, что ты пишешь сонеты, и даже находить восторженных читателей, но это самообман. Если из-за ошибки в чертеже разваливается здание, мы воспринимаем это как трагедию. Если из-за плохой рифмы разваливается сонет, это тоже трагедия. Она не такая страшная, как падение здания, но если вы серьёзно относитесь к сонету, то и к разрушительно плохой рифме вы будете относиться так же, как архитектор относится к обвалу созданного им дома.
В этой книге я излагаю систему правил написания классического русского сонета. Откуда взялись эти правила? Из разных источников. Прежде всего, из прекрасных трудов теоретиков английского сонета, которые я долго и тщательно изучал, поражаясь тому, насколько сложен английский сонет и как невероятно тяжело достичь в нём совершенства. Благодаря этим трудам я начал по-настоящему ценить сонетные достижения английских поэтов – Мильтона, Китса, Суинберга, Россетти, Хопкинса. Именно английские теоретики навели меня на мысль разработать систему правил и для русского сонета. Очень многое стало понятным и в процессе перевода знаменитого «Дома Жизни». Сонеты Россетти настолько красивы своей музыкой, богаты своими образами и глубоки своим смыслом, что они требуют от переводчика недюжинного владения стихотворной техникой и тонкого знания всех нюансов сонетного жанра. Я не утверждаю, что я в полной мере овладел всеми этими знаниями и навыками, но я стремился к этому всей душой. Одно дело – читать сонеты, и совсем другое дело – их переводить. Когда переводишь сонет, видишь его как бы изнутри, чувствуешь его механику, тончайшее взаимодействие всех его частей, причём этим недостаточно насладиться самому, нужно попытаться воплотить это на другом языке, для других людей. Перевод сонетов – огромная школа, которая берёт очень много, но и даёт не меньше. Мои собственные сонеты тоже стали для меня отличной практической школой, независимо от достигнутого ими художественного результата. И, наконец, чтение, чтение и чтение великих образцов мирового сонета. Постепенно, на протяжении тридцати лет, и сложились эти правила. Именно они сделали возможным и перевод на русский язык «Дома Жизни», и создание тех моих сонетов, которые я не стыжусь перечитывать.
Этими правилами я и хочу с вами поделиться. Возможно, они полностью или частично совпадут с вашими правилами, если они у вас есть, или же заставят вас подумать о разработке вашей собственной системы. Любая работа мысли в этом направлении сослужит вам хорошую службу. Так что читайте, взвешивайте, отвергайте, принимайте. В общем, отдавайте свою энергию русскому сонету, во благо и ему, и вам.
[1] Шульговский Н.Н. Теория и практика поэтического творчества. Технические начала стихосложения. М.: Вольфъ, 1914. С. 466.
Комментариев пока нет. Приглашаем Вас прокомментировать публикацию.