Мантикора бежал через пустошь…

Вообще говоря, за подобное начало рассказа ещё Каин Авеля убил, — честное слово, надоело! Но… что же делать, если там действительно была пустошь! и по ней действительно неиллюзорно бежали! и звали бегущего Мантикора!

Такое причудливое прозвище он получил за гриву каштановых волос, плавно переходящих в косматую бороду (так что бледное лицо было заключено в подобие овальной шерстяной рамы), и за алый комбинезон — который ввиду нехватки свободного времени иногда по целым месяцам носил не снимая.

Бежал Мантикора, потому что его преследовал отряд эпителиев. Вёл их эпидермис Хорьх, у них с Мантикорой были давние счёты… Личные счёты, да.

Пустошь началась неожиданно. Вернее, она просто возникла — там, где быть её, казалось, не должно в принципе.

Как и все в этой счастливой сказочной стране, Мантикора всегда передвигался лишь одним известным способом (в смысле, тут попросту не существовало никаких иных): торопливо шёл или бежал по дао, причём с одной стороны всегда бывал отвесный либо нависающий склон, уходящий в туман наверху, а с другой зияла бездна, на дне которой чуть слышно перекатывался через ослизлые глыбы какой-нибудь могучий горный поток. Безусловно, иногда попадались и лощины, и даже небольшие плато, но в целом порядок был таков и только таков: ничего лишнего… и ничего нового. И тут вдруг — когда Мантикора бежал этак вот, чуя спиной, как расстояние между ним и гвардейцами неминуемо сокращается, — на пути неожиданно возникла стена тумана; когда же Мантикора — оказавшись внутри влажной звуконепроницаемой толщи, вынужденно прервав бегство и перейдя на осторожный шаг (еще не хватало, в пропасть ухнуть!) — достиг места, где туман рассеивался (сразу, будто и не было его), оказалось, что склон, уходящий вверх, тоже куда-то делся. Как и бездна.

…Дао? Дао был на месте. Но теперь он не ограничивался одной лишь шириной дороги, заключённой между бездной и склоном: везде, куда ни глянь, был один сплошной дао. Во все стороны.

Однако размышлять было некогда: судя по тому, как медленно Мантикора продвигался в тумане, эпителии уже практически дышали в спину: они-то уж наверняка неслись во весь опор! Поэтому все вопросы следует отложить на потом и — бежать, бежать! — как можно скорее и в том же направлении. Во всяком случае, до тех пор, пока не выяснится, что есть варианты получше.

…Мантикора бежал уже три недели (без сна и отдыха, ничего: «Нам это не в новинку»), лишь раз или два в день доставая, прямо на бегу, из пояса безопасности пару галет и наскоро перетирая их ужасными (что правда, то правда, дантиста лет семь не посещал) зубами. (В питье не нуждался: давно бросил пить.)

Комбинезон, изумительный (ибо надёжный же: сносу нет!) и недорогой, давно утратил свой чистый, радостный цвет, пойдя от непрерывного потения и одновременного просыхания затейливыми блёкло-белёсыми разводами; в высоких, тоже весьма надёжных, ботинках при каждом ударе ноги о землю глухо хлюпали остатки истлевших носков, перемешавшиеся с потом и отшелушивающимися по ходу бега всё новыми и новыми слоями мозолей; волосы, Мантикорина гордость, совсем потеряли вид и беспорядочно торчали заскорузлыми рожками и сосульками… Но всё это были пустяки. Угнетало другое: полное отсутствие ориентиров.

Вокруг не было ничего. Так не бывает, скажете вы? Бывает. Вот, например… Ну, вот же! Посмотрите сами. Видите?.. Ну, а я вам про что толкую!

Вот и Мантикора ничего не видел — ничего, кроме равномерных аккуратных борозд, тянущихся через паханную-перепаханную землю до самого горизонта, куда хватало глаз. Однажды показалось, что далеко-далеко, на самой границе земли и неба маячит нечто вроде домика, но нет… видимо, это был мираж — потому как почти сразу же пропал и больше не появлялся. Иллюзия, что ж… Их у нас много.

Мантикора бежал — а в его мозгу плавали, чисто рыбы в аквариуме, спокойные, сонные мысли. О том, что неплохо бы завести семью, а то пацаны уже косятся: ты чё (шёпотом спрашивают некоторые), из этих, что ли… нет? А чё семью не заводишь?

Такая вот мысль… Потом ещё о Последних: не, ну чё они никак не угомонятся-то, а? Ну всем же уже должно было стать понятно, даже самым что ни на есть тугодумам, что прежняя жизнь кончилась, амба, больше её не будет! — а они по-прежнему, в массе своей, держатся так, будто им все должны и они, Последние (из-тех-кто-застал-нормальную-жизнь), только по врождённой деликатности не напоминают. Да ещё и, чуть что, права качать на каждом шагу принимаются: и в распредпунктах, и у вечернего общетрибного костра… Всё-то им неймётся, всё-то они норовят уличить человека в том, что он, мол, «не прав»… А того не понимают, несчастные, что уличённый-то, с поличным пойманный на какой-нибудь мелкой пакости человек вдвойне опасен! — ты же его не только перед всеми, ты его в собственных глазах унизил, он тебе теперь этого никогда не простит… А ведь сейчас не советские времена, дедушки и бабушки, сейчас за вас вступиться некому: каждый сам за себя…

О направлении мысль тоже мелькнула: мол, верным ли путём бегу… Но Мантикора отогнал её сразу же: ещё не хватало — сомнения допускать! Нет уж… Сомнения — это смерть (и в заповеди сказано: «Да не усомнишься ни во мнении своём, ни в вере, ни в решении, ибо если возникли они в голове твоей, были на то причины веские, достаточные; кто же не доверяет себе — тот и недостоин доверия.»)… Пусть наши враги сомневаются: легче будет эту вшивую банду в честном бою победить! (А ещё лучше прокрасться в их лагерь ночью и, пока они сонные… хрясь… хрясь… Знай ножик вытирай о штанину, благо она немаркая.)

Он бежал, а набрюшник, между прочим, постепенно съёживался. С каждым новым, пролетающим незаметно, днём всё больше и больше… Уже — хоть и тихо, но явственно — не шуршали осторожно, но стучали там, внутри, колотясь друг о дружку, задубевшие от времени галеты: их оставалось мало. Вчера Мантикора запустил туда руку и не глядя пересчитал… Ну, не так уж и плохо, пожалуй: хватит на неделю (или даже на две: если принимать одну в сутки)… Однако — дальше-то что?

…На днях его укусили. Что-то чёрное, отвратительно мелкое, падло, чуть заметное, но юркое и суетливое, прянуло с земли, когда Мантикора пробегал мимо, кольнуло в икру прямо сквозь плотную, потную материю и немедленно скрылось в невидимой норке. Среагировал инстинктивно, это норма: хвост (непременная принадлежность любого самца с тех пор, как Великий Эксперимент увенчался успехом), обычно свёрнутый в тугое колечко наподобие жареной колбасы, только гораздо большего диаметра, распрямился, хлестнул по кривой дуге воздух, и в незащищённую (специально: имея в виду как раз такой случай) часть шеи сзади впрыснулась из жала доза универсального противоядия, так что… Всё обошлось, это верно, да вот беда: в период реабилитационной, на клеточном уровне, перестройки метаболизм убыстряется. Соответственно, одной галеты в сутки (чего в другое время было бы достаточно) сейчас не хватит. Две — вот необходимый минимум! Значит, всё же неделя… А дальше?

Мантикора бежал, а пейзаж вокруг (если это уместно назвать пейзажем) не менялся. Всё то же белое небо, всё та же бурая земля, с которой, поднимаемые время от времени редкими порывами ветра, вспархивают тут и там мелкие сухие комочки и невесомые былинки. Бледное утро сменяется палящим днём, на смену дню приходит дышащий прохладой вечер, а потом на мир опускается ночь… Затем настанет утро, дальше — день, дальше… дальше…

Вдруг открылась дверь… Чевоо? Какая ещё дверь-то?! Кругом пустота, ты помнишь, а, сказочник?

Помню.

Открылась дверь, и из пустоты вышла девочка-переросток. Очень длинная, очень худая и очень серьёзная. Тельняшка туго обтягивала её бугорки, будучи заправлена в штаны от спортивного костюма, подтянутые выше пупа, отчего щиколотки, бултыхающиеся в явно отцовских или старшебратниных кроссовках, трогательно торчали на всеобщее обозрение. Чёрные волосы убраны под голубенькую косынку, на безымянном пальце левой руки — пластмассовый перстенёк из «киндера»…

— Ты откуда, а? — прикрикнула она. — Здесь нельзя, слышишь? Работы идут!

— Какие работы? — невольно улыбнулся беглец: настолько это дитя не вязалось с самим понятием «работа».

— Профилактические! — она упёрла кулачки в бока. — Ну! Я кому сказала, проваливай!

— Как, куда?

— Куда? Отсюда — вот куда! А как… Не знаю. Да и какое мне дело! Абсолютно никакого… Сюда ты как попал?

— Сам не пойму… Сквозь туман.

— Сквозь тума-ан?.. Ничего себе, вон ты, оказывается, как далеко забрался-то… Ну, вот что: разворачивайся и — давай… туда, откуда пришёл. Нельзя здесь…

— А вперёд?

— Тьфу ты, какой непонятливый! Говорю же, нельзя. Назад давай… И поторапливайся: сейчас сюда придут, попадёт тебе… Ой, уже идут! — она оглянулась и присела от ужаса. — Прячься!

Мантикора пригнулся, потом сел на корточки, не зная, что делать дальше. Девочка легла на землю ничком и закрыла голову руками. Она не шевелилась. Вокруг по-прежнему никого и ничего не было. Ощущение неприятного покалывания появилось вдруг во всём теле, но тут же прошло.

13 декабря 2017 г.