В восьмую книгу стихов современного русского поэта Андрея Сизых «Безголосый дождь» вошли произведения, написанные в 2024 году, и несколько стихотворений более или менее ранних, но близких по духу этому сборнику. Несмотря на почитаемую автором традицию датировки стихов, эта книга имеет отнюдь не академическую (где все стихотворения были бы приведены в строгом хронологическом порядке), а лирическую структуру: стихи представлены в четырёх разделах, образующих стихотворные циклы. Как утверждал Андрей Белый, «в общем облике целого творчества хронология не играет роли; дóлжно открыть в сумме стихов циклы стихов, их взаимное сплетение; и в этом-то открытии Лика творчества и происходит наша встреча с поэтами».

В разделе «Пятьдесят седьмая страница» собраны стихи-ретроспекции, пронизанные романтикой путешествия, мотивами дороги и «географии русской души» (о которой говорил Николай Бердяев), изобилующие евразийскими и североамериканскими локусами, через которые пролёг жизненный путь Андрея Сизых, и в которых, как парадоксально это ни прозвучит, утверждался русский национальный характер поэта-сибиряка. Второй раздел, названный цитируемой строкой из известной песни на стихи Александра Шаганова «Ребята с нашего двора», уносит читателя в переулки юности, в которых буквально на наших глазах (благодаря, конечно же, композиционной структуре книги) берёт своё лирико-философское начало поэзия Андрея Сизых, исполненная любовью к матери, к Богу, к Отчизне. Любовь к женщине становится лейтмотивом третьего раздела, названного «Суперлуние». Стихотворения этого цикла живописуют и любовное очарование юности, и философическую грусть поэта, не так давно разменявшего свои пятьдесят семь. В отделе «Поэт» раскрывается традиционная для русской литературы тема поэта и поэзии, предназначения творчества, взаимоотношений поэта и общества.

В творчестве Андрея Сизых таится немало загадок. При всей простоте и открытости, присущей его стихам, поэт ставит перед читателем серьёзные духовно-нравственные вопросы, развивает поэтико-философскую проблематику. Кажущаяся простота объясняется (и достигается, ибо простота здесь не что иное, как художественный приём) тем, что автор обогащает свою поэтическую речь элементами живой разговорной речи, пропитанной к тому же суровым восточносибирским колоритом. В этом, пожалуй, несложно уловить неоспоримое влияние поэзии Владимира Высоцкого. Конечно же, Сизых далёк от подражательства и эпигонства, и, говоря о влиянии, мы подразумеваем субъективно-личностные, биографические, философско-этические аспекты. Интересно, что в достаточно поздней, «зрелой» лирике Высоцкого неожиданно проявились мотивы, характерные для раннего и, казалось, изжитого этапа его творчества — так называемых «блатных» песен. В этом ряду стоят такие произведения, как «Про речку Вачу и попутчицу Валю», «Райские яблоки», «Побег на рывок», «В младенчестве нас матери пугали», и весь бодайбинский цикл, созданный Высоцким в 1977 году. Друг Высоцкого, золотопромышленник Вадим Туманов, так описывал приезд Высоцкого на берега Витима:

«Высоцкий прилетел из Москвы в Иркутск с моим сыном Вадькой, и мы самолётом местной авиалинии полетели в Бодайбо. Он был в лёгкой куртке, свитере и джинсах, в руках зачехлённая гитара. Внешне ничем не отличался от туристов, которые прилетали на летнее время в Восточную Сибирь. В тот день мы пошли бродить по берегу Витима, заглянули на местный базар, где старик и старуха продавали семечки, а больше ничего на прилавках не было. Володя был немногословен, всё больше слушал, изредка задавал вопросы. На следующий день мы вылетели на участки <…> Высоцкого интересовало всё. Он немного постоял за гидромонитором, попробовал работать на бульдозере. Не уставал говорить со старателями, не стеснялся переспрашивать. Ему рассказывали про шахту на Ваче <…> В разговоре о Ваче ребятам вспомнилось услышанное на шахте присловье: “Я на Вачу еду — плачу, с Вачи еду — хохочу”. Мне казалось, Володя пропустил эти шутливые слова мимо ушей. Но в вертолёте, когда мы перелетали с Барчика на Хомолхо, он отвернулся от иллюминатора и стал что-то писать в своей тетради. Лицо светилось улыбкой. Это были известные теперь стихи про незадачливого старателя».

У Андрея Сизых «всё начиналось с Бодайбо» — и закалка характера, и трудовая, и творческая биография. Там, на малой родине, в городе, где в 70-х годах председателем исполкома служил его отец, Николай Николаевич Сизых, произошла короткая встреча, во многом предопределившая долгую поэтическую судьбу. Андрей Сизых вспоминал:

«По приезду в Бодайбо Владимир Семёнович с другом моего отца, Леонидом Мончинским, заехали к нам домой, чтобы пообщаться с местным “градоначальником”. Пробыли они у нас не больше часа. Отец и Мончинский выпили коньяка, который привёз Леонид Васильевич (Высоцкий тогда не пил — говорили, “зашился”). Когда они вошли к нам, Высоцкий — в джинсах и кожаной “лётной” коричневой куртке — поздоровавшись с батей, подхватил меня за плечи и, подняв лицо в лицо, спросил:

— Как зовут, Николаич?

Я ответил. А он:

— А меня дядя Володя.

Потом, когда они сели вокруг журнального столика, он опять ухватил меня и посадил себе на коленку. Я так промучился минут десять-пятнадцать и сбежал от них.

А вторая встреча была в 1980-м... Мы с родителями ехали на такси по Москве. Проезд оказался перекрыт: огромная толпа народа, похороны. Отец спросил шофёра, кого, мол, хоронят? Шофёр удивился, что мы не в курсе.

— Так Высоцкий же умер...».

Иркутский поэт Андрей Николаевич Сизых — участник не только сибирского, но и общероссийского литературного процесса: он член Союза писателей России и Русского ПЕН-центра, автор множества публикаций, лауреат престижных литературных премий, организатор Международного фестиваля поэзии на Байкале и Больших литературно-поэтических чтений. Отрадно, что новая книга Андрея Сизых выходит в Санкт-Петербурге в расчёте на взыскательного читателя, избалованного поэтическими открытиями. Но мы, конечно, надеемся, учитывая современные тиражи, что книга будет доступна читателям по обе стороны Западно-Сибирской равнины.