День как день. Пил кофе, работал, расхаживал по квартире в смутных размышлениях обо всём и ни о чём. Потом спазмировал на поварской ниве: приготовил рис, овощной салат и куриные бёдра с крылышками в медово-лимонном соусе.

   Снова хождения… Дочитанный «Филиал» в наполняющейся ванной, несколько внезапных «накопительных» всхлипов (кажется, по поводу своей мудро принимаемой, но всё же неудавшейся жизни). Традиционная чистка яблока для дочи: она лопает его в постели за просмотром «Папиных дочек», видимо, примиряя энергичное пищеварение со скорым отходом ко сну, и после этого уже не приходит ко мне в кабинет с новыми просьбами.

   Сегодня блуждали с ней по супермаркету, и я вдруг поймал себя на мысли, что заглядываю людям в корзины и тележки. По их содержимому можно многое сказать о человеке. О его экономии или расточительности, о зашлакованности его изнанки или чисто выметенных плитах храма (да, да, толкую о листьях рукколы, обезжиренном твороге и ржаных хлебцах): здесь Бог и одинокий прихожанин едины.

   Иногда из корзины, набитой сумбурной гастрономией, торчит, будто меч Экскалибур, бутылка экспортной «Ханской» водки, а рука, крепко держащая ручку, ведёт к плечу, которое врастает в шею, обречённую держать на себе едва заметно пульсирующую от нагрузки и нетерпения голову с выкатившимися в направлении кассы глазами.

   Они серые, поэтому идиотизм в них особенно отчётлив. Эти глаза – самая поверхность замороченного мира, где причины и следствия брезгливо спутаны, обеты и мечты выпотрошены, и свершается тоскливо-обвинительная панихидка по самому себе.

   Водка наведёт внутри порядок, даст немного им полюбоваться и снова разбросает детали как попало. Но ведь хотя бы так, верно? Хотя бы так…

   По пути домой зашли в незнакомый двор. Доча направилась к спящему дворовому псу у горки, кажется, с решимостью его приручить. Я выкрикнул что-то предостерегающее. Настюшкино внимание сразу переключилось. Видимо, визуализируя сказанную мной фразу и предвидя для себя некоторые отсроченные выгоды за послушание, она остановилась в нескольких шагах, после чего со шкодливой улыбкой побежала к карусели.

   [В случае головокружения набирайте «V»]

   Рядом были свободные лавки, но я сел возле пожилого мужчины. У него были седые, довольно густые волосы, зачёсанные, как у Фазиля Искандера, и огромные, корообразые ногти. Мирно, но патриарше сложив руки на палочку, он обозревал детскую площадку, словно усталый и благодушный от выпитой сливовки помещик.

   Увидев меня, оживился. Задал целую очередь коротких вопросов, однако ответы не слушал. Затем прокашлялся, несколько раз провёл рукой под воротником кофты, будто заводя в себе некий механизм, и приступил к рассказу…

   Что-то о службе в морском флоте, неразделённой любви к владивостокской красавице, вероломстве родственников и сборе урожая. Мне казалось, он пытается пересказать грустный, осенённый лишь ему понятной логикой чувства сон. Всё в нём было перевёрнуто с ног на голову. События производили одушевлённое впечатление, а люди трепетали на их фоне, как размалёванные картонные декорации.

   Мужчина не видел меня. Это было и не нужно. Он получил самое важное: импульс для оттаивания. Повесть его жизни снова обступала лавочку со всех сторон. Он рассказывал сон, всё дальше забираясь в его чащу, путаясь в складках портьер и чувствуя в этом, как казалось со стороны, некое облегчение.

   Несколько раз, набредая на неприятные эпизоды, мужчина вдруг хватал палку одной рукой за ручку, другой за середину, и чертил крестики на земле под ногами. Будто вычёркивал свои ошибки и заблуждения. Потом снова говорил и говорил.

   Доча потянула меня за рукав: «Пап, ещё долго?..». Я взял пакет и медленно, спиной вперёд, начал отходить от лавки. В какой-то момент мой собеседник (округлим) вздрогнул, впервые посмотрел на меня ясным взглядом и спросил: «Сколько вам лет?». Я говорю: «Тридцать девять. А вам?». Он: «Девяносто два». «Вот это волосы для девяносто двух!» – улыбнулся я. «Удачи вам во всём! Ничего не бойтесь!» – напутствовал он и снова шагнул в свой сон. А мы отправились домой.

   Такой был день. Завтра будет другой. Нужно выспаться перед пробежкой.

   Вспомнилось вдруг из Тумаса Транстрёмера:

   «Я медленно бреду в самого себя по лесу пустых доспехов».

   Спокойной ночи, мир. Спокойной ночи, одинокие сновидцы своих жизней.


25.09.25 | 23:44