Октябрь жестокий. Так и пить не бросить
хмель увяданий, эти посошки.
Чем дни теплее, тем длиннее осень...
Как медленны прощанья и горьки!

Боясь гостей обидеть, понемногу
уже в глубинах где-то гасят свет.
А мы пьяны. Куда таким в дорогу!
И дом застолья всё ещё согрет.

И дальше листья жёлтые не вянут,
не опадают мумии цветов
и не волнуют, только душу тянут.
Не трогают гербарии садов.

И золотые по исподу полдни
чуть ворошат свой карнавальный сор
и так стоят, так шепчутся "запомни",
как что-то ждут и всё тебе в укор!


* * *

День осенний, бездыханный,
немигающая ясь...
Словно в гонке окаянной
будней цепь разорвалась.

Меж прошедшим и грядущим,
как в воронку, в синеву,
проворонен иль отпущен,
отлетаю наяву.

Только головокруженье
без привычки - всё, что есть.
И земного пораженья
не успеют мне учесть.

Кем я был, и кем я не был
и зачем был этот путь -
пусть теперь рассудит небо,
если есть там кто-нибудь.

Да не сгинуть - бесполезно -
в этом обмороке дня,
и очнувшаяся бездна,
как слезу, сморгнёт меня.


* * *

Убывающий край мой, какая б напасть
ни теснила бы нас, подступая под горло,
хватит места, где солнцу взойти и запасть,
где вселенскую скорбь можно выместить гордо.

Здесь размыкано то, что нигде не снести,
и сквозит мирозданье в окошке, и даже
будет с нас и суглинка в прощальной горсти,
чтобы целой земли мы постигли бы тяжесть.