Н.

Заполонили подоконник
плоды - железо и нектар.
А ночью снится: дым и кони
и в синем августе базар,

откуда нас потом увозят
с каникул летних поезда,
и трутся яблоки в авоськах,
и пахнут, пахнут навсегда.

Я их запомнил поимённо.
Созреет в августе земля,
я повторяю упоённо:
шафран, анисы, штрифеля...

А знаешь, милая, ведь рано
с нескучным детством рушить связь.
Грызи румяные шафраны,
от солнца щурясь и смеясь.

Ещё не биты наши карты,
пока пьянит нас дух садов,
и помним шумные плацкарты
давно ушедших поездов.


* * *

В дряблой зелени вспыхнули гроздья рябины,
словно ветром раздутые кучки углей.
Я вдыхаю опять запах вымокшей глины
и грибной аромат отдалённых аллей.

Этой ночью шёл дождь не по-летнему кротко,
не решаясь стучаться в уснувший мой дом,
и сквозь сон мне мерещилось, что под окном,
как к приезду гостей, всё шипит сковородка.

Это август. С заплатами жёлтого цвета
плодородья растрёпанное божество.
Хмель минувшей весны и прожорливость лета
отразились в тяжёлой осанке его.

Он меня переполнил. Замучил оскомой
от анисовок алых, агатовых слив
и печали о той, что из этого дома
навсегда укатила, "пока" обронив.

Только всё, что за лето в груди накипело, -
то ли счастье сезонное, то ли напасть? -
отлегает от сердца и яблоком спелым
в августовские травы готово упасть.