Бабка моя и тётка по отцу жили в глухой сибирской деревне. Кругом суровая тайга. Автобусы из райцентра не ходили. Выбиралась раз в неделю машина грузовая за хлебом, медикаментами и прочим. Дороги всегда размыты, так как Васюган не спал. Зверьё в лесу непуганое плодилось и размножалось, наглело. Дошло до того, что как-то ночью залезли во двор к одинокой тётушке. Нашумели, набезобразничали, скотина вой подняла дикий. Особо старались свиньи. А собаки спрятались. Тётушка не из робкого десятка оказалась — шасть на улицу. Глядь — а там мужик свинью ейную на хребет взвалил и ковыляет. Тётка цап вилы и за ним. Догнала охальника и как гаркнет:

— А, ну, супостат! Поставь свиню где росло!

Супостат от неожиданности присел. Потом медленно повернулся и рыкнул! Тётка на попу и села. Мишка за пропитанием приходил. Так и унёс свинью. А тётку не тронул.

Я приезжала каждое лето на парное молоко, которое терпеть не могла, и на лесные лакомства. Такого изобилия ягод и грибов нигде не встречала. Особенно ягод. Малина и прочие кустарники в счёт не шли. Интересны были морошка, голубика, клюква.

А вот моя тётя малину лесную собирала регулярно. Ягода крупная и по-особенному вкусная. С садовой ни в какое сравнение не шла.

Родственники мои держали огромный скотный двор. Поэтому косили всей семьёй в любое удобное и неудобное время. Косили обычной косой или, как они её называли, литовкой.

Была у них машина. Но на покос ездили на сером в яблоках коняжке, запряжённом в плетёный из лозы короб. Дядька мой отвёз тётушку как-то на делянку, а сам по делам подался. Условились, что через несколько часов он за ней заедет

Тётка у меня — боевая, огонь баба! Спуску никому не давала. Косила вровень с мужиками. Наметала она травы целую делянку, а муженька ещё нет. Решила «отдохнуть» пока суть да дело. Кустов с малиной — глазом не объять. Взяла она ведёрко да и рвёт ягодку. Солнышко печёт, травой скошенной пахнет вкусно, пряно. Ни ветерка, ни облачка. Такую погоду здесь называли «вёдро». Разомлела тётка, ягода дурманит. Вдруг, слышит — шебуршит кто-то с другой стороны кустов, с той, что от леса. Ну, думает, товарки воруют нашу малину! А у них строго делянки распределены. Чей покос — того и ягоды.

Затаилась тётка. Прислушалась. Вычисляет поточнее, где воровка. Ага! Нашла! Да как выскочит! Руками кусты как рванёт в стороны с криком:

— А, вот я тебя!

Да и заткнулась. С той стороны — мишкина морда, перепачканная малиной. Мишка от её крика так напугался, что поднялся на задние лапы и заревел во всю дурь. Не знаю, сухими ли остались тёткины штаны, но вот ноги отказали, язык не слушался. Грохнулась она на четвереньки и драпанула что тебе лучшая борзая. И бугор ей нипочём — чешет на четырёх костях по склону вверх. Да так, что не всякий и на двух догонит.

А тут и муженёк подоспел на коняге. Смотрит, а жёнка на четвереньках прёт. Глаза бешеные, волосы дыбом, юбка на спине. И блажит:

— Ме, ме, ме...

Дядька не на шутку испугался:

— Что с тобой, Таюшка?

Таюшка и рада бы сказать, да получается только:

— Ме, ме, ме, ме.

Бегает кругами на всех четырёх конечностях и мемекает. Ме, ме и всё тут. И рукой в сторону делянки показывает.

Только дома тётка смогла рассказать про медведя. А я смеялась... Все смеялись. Громче всех тётушка моя.

Вообще, насколько помню, к зверью там относились не с боязнью, а с каким-то уважением и даже почтением. Мне с медведем встретиться не удалось. Но возможность такая представлялась. И если бы не охотничий опыт брата — может и мемекать даже не смогла.

Отправились мы за клюквой. Довольно далеко от дома. Народу собралось человек десять. Сначала — на машинах. Потом — пешком. Как только вошли в лес, брат велел идти не кучей, а цепочкой и не шуметь. А сам пошёл впереди на небольшом расстоянии ото всех. Лес мрачный, валежника много, кустарник повсюду. А чем глубже заходили в лес, тем мистические он становился. Всё чаще встречались торчащие останки берёз, сосны становились ниже, трава гуще - мы приближались к болоту. И вдруг брат резко остановился и поднял руку. Это был условленный знак — замереть. Брат подошёл к нам, приложил палец к губам и несколько раз махнул рукой — мол, назад быстро и тихо. Мы, ничего не понимающие, поплелись со своими вёдрами и кошёлками назад. Но брат нас поторопил — мы, стараясь не шуметь, побежали. Сели в машины и уехали.

Наверно, все, кроме меня, тогда поняли что произошло — сидели притихшие и бледные. А я, как только уселась в машину, спросила:

— А клюква? Мы что, без клюквы домой вернёмся? — мне очень хотелось увидеть как растёт клюква, а тут такой облом.

— Клюкву, Натаха, мы в другой раз наберём. А сейчас там Хозяин гуляет.

И рассказал, что наткнулся на огромную кучу медвежью ещё "дымящуюся". Потому и велел быстро, но тихо уходить. И я помню страх в его глазах. Но не за себя он боялся. Брат передвигался по лесу неслышно, будто и вовсе земли не касался. Мы же, по его выражению, топали словно стадо бизонов. А брат замыкал нашу дилетантскую колонну и всё оглядывался и тихо, но настойчиво подгонял и зло пресекал даже шёпот. А на мой вопрос "Чего бояться — у тебя же ружьё было", ответил, что нечего из-за нашей глупости Хозяина убивать.

И вот я думаю — он за нас боялся или медведя убивать не хотел...