1

 

Лес в октябре

весь

придорожный,

весь

прям и светел, словно гимн.

Пора нам становиться строже

к себе, конечно,

не к другим.

Другие пусть

живут, как люди,

что, выбрав меньшее из зол,

в эмалированной посуде

несут соления

на стол,

а после, накатив по сотке

и звонко хрумкнув

огурцом,

беседуют о пользе водки,

когда с морозца

да с мясцом,

другие пусть…

На то и осень,

чтоб,

дотянувшись до небес,

всю мишуру и мелочь сбросив,

открыть себя,

как этот лес.

 

2

 

Стоит река вечерняя,

как будто ночь в окне.

А где ж ее течение?

Наверное, на дне.

По дну путем извилистым,

наверное, течет.

Пускай темно и илисто.

За это и почет.

Другие, шибко бурные,

несутся кувырком,

с коленцами, с бурунами,

с прибитым топляком.

Другие, шибко резвые,

бегут из лога в лог,

ломаясь, точно лезвие,

о первый же порог.

 

3

 

Таежные березы

средь сосен и осин, -

как будто вышли босы

в одежде из холстин

к обочине дороги,

где едет лесовоз,

где горные отроги

прозрачны от берез.

В чужих краях обозы

порастеряв в пути,

таежные березы,

куда теперь идти?

Одни вы во Вселенной,

одни на всей Земле,

как спасшийся из плена

народ, чей край – в золе,

как спасшийся из плена

единственный народ,

до сотого колена

свой сохранивший род.

 

4

 

Рыжий лес, с рыжцой камыш,

с легкою рыжинкой поле –

этот мир и вправду рыж.

Этот мир, он рыжий, что ли?

И ему охота тож

окунуться в позолоту,

даже если это ложь

и кустарная работа –

вроде рыжего ежа

рощицы у края пашни,

на которой, словно ржа,

проступает пал вчерашний.

 

5

 

А в предзакатный час

земля красна, как Марс,

как Марс, она багрова,

и это словно знак,

что предстоит нам снова

конец и вечный мрак.

Ну а пока вот так:

оранжевый песок

на склоне темно-буром,

несущиеся фуры

и ветер вдоль дорог,

и вьющийся, как волос,

закат, и тишина,

и солнце, словно Фобос,

и Деймосом – луна.