1. Солнце

 

На черной лестнице Театра Молодежи

Перед спектаклем, около шести,

На нянечек детсадовских похожи,

Но позадовей, курят травести.

 

И в довершенье сей картины – кошка

Беременная (трется возле ног),

Да солнце, что пытается в окошко

Протиснуться, как жадный осьминог.

 

Полгорода - полмира оплетая,

Исполненная дьявольской любви,

К любому эта сука золотая

Протягивает щупальца свои.

 

И лопаются листьев перепонки,

И кожура сползает с червяка,

И серые над крышами Мильонки,

Как выжимки, кровавы облака.

 

2. Рыбы

 

Смотреть через витрину, словно клип,

На то, как покупают в магазинах, –

Как будто наблюдать гигантских рыб

В аквариумах, плоских, как картина.

 

Беззвучными губами шевеля

И взглядом замирая в нужной точке,

Плывут они по трюмам корабля,

Заглядывая в сундуки и бочки.

 

Мерцанием таинственным полны

Глаза их, отражающие злато,

К поверхности сферической волны

Их стайками возносит эскалатор.

 

И там, любуясь небом в облаках

Сквозь лед голубовато-серебристый,

Болтают: «Бла-бла-бла», - о пустяках,

Свою кормежку поедая быстро.

 

3. На Голгофу

 

На Голгофу, на Голгофу,

На высокий перевал

Лентой тянутся машины,

И «Ниссан», и самосвал.

 

И автобус, где туристы,

И маршрутное такси,

Нет конца у этой пробки,

Пытки, Господи, спаси.

 

На Голгофе, на Голгофе,

Говорил один пацан,

Будет там и чай, и кофе,

И шартрёз, и круассан.

 

На Голгофе ветер вольный

И такое все окрест…

И совсем-совсем небольно,

И совсем нестрашный крест.

 

4. Волхвы

 

В шапках странных и остроконечных,

В непонятных халатах волхвы,

Обращая внимание встречных,

То и дело на стогнах Москвы.

 

Голова, устремленная к небу,

Шевелящийся острый кадык –

Угощаются праведным хлебом,

От которого город отвык.

 

Сквозь Ильинского голые кроны

Видят звездного неба нутро,

В катакомбе холодной с перрона

Их, как мусор, сметает метро. 

 

И опять возникают, как дети,

Изучают по карте маршрут.

«Понаехали тут», - им ответят

И своею дорогой пойдут.

 

5. Про Афанасия

 

За три моря ходил Афанасий.

Лет двенадцать – ни слуху, ни духу.

Постелили ему на матрасе,

Кинув куртку, набитую пухом.

 

А проснулись, – как будто ребенок 

За стеною какой-то лопочет, –

Так пронзителен голос и тонок,

Будто ножик халяльный заточен.

 

И стопарик с нетронутой водкой

Принимает в хрустальные грани

Мир, который из всякого соткан,

Но сплетен из того, что в Коране.

 

- Что ж, Аллах милосерден, живите,

Аз воздам за ночлег и за ужин. –

И оставил свой дымчатый свитер

Грубой вязки из шерсти верблюжьей.

 

6. Ясень

 

Что ж ты так предсказуем и ясен,

Словно рифму рождающий слог,

За окошком желтеющий ясень,

Тонкорунный языческий бог?

 

Твою крону, как будто корону,

Золотит наступивший октябрь,

Скоро-скоро соседнего клена

Вспыхнет жертвенник ради тебя.

 

И потянутся дни и дороги,

Осененные светом твоим,

И деревья, как древние боги,

Мир застанут опять молодым.

 

И лучи заходящего солнца

Будут радовать кожу и глаз,

И в дорогу опять соберется

Кто-то светлый и лучший из нас.

 

7. Из Пессоа

 

В гостинице не было света,

В гостинице было темно.

На койку прилег я одетым.

Луна освещала окно, –

 

Как будто замки и засовы

Проверить спустилась с высот.

И мне из Фернандо Пессоа

Припомнился вдруг перевод.

 

И слышал я гул ресторана

(Наверно, гудят при свечах)...

"Посланье коринфянам... пьяным!"

Тоска, безнадега и страх.

 

Всё – вымысел, божии враки,

Века прогорели в ночи,

И мир пребывает во мраке,

И нет под рукою свечи.

 

8. Бог

 

За дальней кромкой леса

Скопленье серых туч.

Их, словно край навеса,

Пробил граненый луч.

 

Как будто бросил сходни

На землю НЛО,

Как будто к нам сегодня

Знамение пришло.

 

Не так ли наши предки,

Небесный видя знак,

Клонились, точно ветки,

И трепетали так?

 

И, вправду, что он тянет?

Стеснительный какой.

Как инопланетянин

С квадратной головой.

 

9. Море

 

Слышишь, море говорит

То отчетливей, то глуше?

Если долго-долго слушать

То, что море говорит,

 

Можно различить слова

Из времен, что отшумели.

Вот беседуют шумеры –

Говорят свои слова.

 

Вот чжурчженин, вот монгол.

Вот булгары, вот хазары,

Тары-бары-растабары:

Кто к кому войной пошел.

 

Можешь моря зачерпнуть,

Поднести к лицу в ладонях

И услышать, как застонет

Раненный стрелою в грудь.

 

10. Про Петрова

 

В супермаркете после работы,

После праведно-грешных трудов

Выбирает балтийские шпроты

Николай Николаич Петров.

 

Посредине торгового зала

Свой мобильник пытает чудак:

- Вера, где ты? Куда ты пропала?

Я не в теме, чего тут и как. 

 

Он не в теме, конечно, не в теме,

Потому что всю жизнь напролет –

То не то, то не так, то не с теми,

А хотелось бы наоборот.

 

А хотелось бы всё – да с начала,

С банки шпрот, ну, хотя бы вот так:

- Вера, где ты? Куда ты пропала?

Человеку без веры никак.