Лето. Лес. Сквозь дымку свет сквозит.
Воздух златотканый сердце греет.
Над дорогой жаркою дрожит,
И в вершинах сосен пламенеет.
В солнечных, безоблачных прудах
Тишину глубин исконно рыбьих
Застит лягушачий кавардак,
Судорожный запах тёплой слизи.
Плесневеют старые дрова.
Вековечные вздыхают ели.
Приглушает лепетом листва
Серебром звенящие слова
С птичьей быстролётной карусели.
Распогодилось
с рассвета.
И — не скрыл туман низину:
Синева —
и луж,
и неба,
склон холма — ультрамаринов.
И
моё
воскликновенье —
лишь дополнило картину:
— Фиолетовое лето…
…расцветающих люпинов!
С первыми лучами солнца
В лес зовёт хмельное лето.
Винной ягоды так много —
Перезрелой земляники —
Что, поев её досыта,
Начинаю петь, балакать
Сам с собой.
Само собою,
Вдруг являются медведи,
Посмотреть и удивиться —
Я им кротко улыбаюсь,
Говорю всем: с добрым утром!
И они, поднявшись в небо,
Растворяются и тают.
Это белые медведи,
Что рисуются в туманах
Моему воображенью.
Бурых я пока не видел.
Вот соседи, те встречали,
Говорят — что «ис-пу-жа-лись».
Кто кого? Так и не понял.
Верещали: да все разом,
А руками как махали!
Словно муху отгоняли
Всем семейством от варенья.
Летний день лениво угасает.
Весть из ниоткуда в никуда,
кружится перо, и отражает
перелёт прибрежная вода.
Врассыпную мчится рыбок стая.
Стебелёк дрожит: жук улетает
(путь — в когда-нибудь из никогда).
Стрекоза зависла, созерцая:
крылышки играют, без труда
тающий ледок изображая.
Солнце косо сосны освещает.
Ветерок неряшливо шныряет.
Зеркало дробится — всё мерцает:
стадо, избы, вётлы, поле льна…
Чаша жизни — плещется волна,
камушки на дне перетирает.
Застыли облака: бока и спины греют.
Лишь дуновением над полем ветерка,
себя являет времени река,
но горизонта не найдя, мелеет —
вброд перейти здесь можно летний день,
встречая иногда лишь собственную тень,
когда она немножко осмелеет.
Лесное озеро дремо́ты
Заворожило тропки бег —
В кольцо замкнуло круг охоты,
Как в путах, бродит человек.
Дрожит осинки отраженье,
В воде: в чешуйчатость листвы —
Зеркал лесных воображенье —
Добавлен отсвет синевы.
Кривых ветвей плавней движенья...
И с поцелуем рыбьих губ —
Круг — обретает, вне сомненья,
Черты лица и нежность рук.
Вот так и жить — в уютной тине
Воздушный пузырёк ловить —
Нанижешь бусы — и ундине
С восторгом тихим даришь нить.
День затих. Время царственной лени.
Трепетания мыслей без слов.
Созерцания без сновидений,
без мечтаний. Беспечности время.
Усвоение всех впечатлений,
приобщение к жизни с азов.
Кружевная канва наблюдений:
за окном — толчея комаров,
зазеркальная вязь отражений,
на стене — аутичные тени
затаивших дыханье растений,
свет лампады и свет образов.
В бесконечность души притяженье...
Усыпляющий шёпот часов.
Дымный воздух, прогорклый и тёплый…
И, как тающий отсвет огня,
и прозрачны, и призрачны охры,
осветлённые бледностью дня.
День — но небо, легко зеленея,
в вечер медленно сходит.
Луна
(отчуждённая, полная) зреет,
в глубине его еле видна.
Сердце жадно вдыхает отраву —
колдовство вековечного сна.
Облаков наползающих лава,
бессердечная, так холодна…
Ветер с лёту — со всеми в раздоре —
скинул шапку с моей головы.
Только бабочка крыльями спорит
с монотонной державой травы…
Свет предзакатный купы деревьев лепит,
прудик темнеющий, трав недвижимых свечи,
облако над горизонтом растёт, и светел
розовый отсвет его на стволах дубравы.
Глянешь на глянец листвы — точит лезвия листьев
тень сопредельная, свой полумрак углубляя.
Тихо стрекозы шуршат, и кружат, где иная беспечность,
что человеку неведома, с ними витает.
Смерть пролетела, почти что травы касаясь,
в образе хищной птицы с совиным фатальным ликом.
Заворожённо, бесшумным полётом любуясь,
жадно следишь, как с добычей взмывает всё выше…
Забытый вкус детства я вспомнил во сне.
Калину. Калитку в закатном огне.
И лето сгорало — дурманами трав
змеясь, исчезая на дымных кострах.
А я убивался, метался, вздыхал,
зелёное эхо повсюду искал.
Туманные ели кропили росой.
Пичужки свистели мотивчик простой.
Души обнажённость. В природе вещей
святая влюблённость во всё — и вотще.
Хотели бы тучи коснуться земли —
никак горизонта найти не могли.
Хотелось бы ветрам затихнуть вдали —
но дали всё дальше и дальше влекли.
До неба деревья в ветвях вознесли
листву золотую — лишь прах обрели.
Прозрачные тени ложились к стогам —
леса поклонились осенним богам.
И я поклонился — печальным лесам,
холодным, чужим до всего небесам.
И, жаждой томимый, к колодцу припал —
в прохладную бездну взгляд меркнущий звал.
И, в лето влюблённый, его я узнал!
И прыгнул в колодец...
И сон мой пропал.
!