CЕМЬ СТИХОТВОРЕНИЙ

УМКА И ДУРКО

Песенка

Вот слева Умка, а справа Дурко –
Прильнули и мнут бока.
Я Умке брюхо треплю легко,
За ухом чешу Дурка.

Они просты, словно Да и Нет,
Желанны – как сон сурку.
Умке натикало столько же лет,
Сколько годков – Дурку.

Меж ними даль – как меж Нет и Да,
Как меж виском и курком.
Хоть мне без Умки – всегда беда,
Но радостнее – с Дурком.

Пожалуй, я – не совсем дебил,
Коль поступь моя легка.
Но как я прежде Умку любил,
Так нынче люблю Дурка.

28.08.03


НА КРИК ГУСЯ ИЗ-ЗА ОВРАГА

Гусяра, кричи, гусяра, кричи,
Веселый, кричи, гусачок!
Покуда хозяин, мрачнея к ночи,
Тебя не подъял на крючок.

Пока чернослив не всандалил в гузно
И в горло горох не встромил…
Горит над округой гортанный озноб
Под шелест подрезанных крыл!

На птичьем, но все ж не на рыбьем меху
Твоя полыхает доха.
И гордо твое – не «хо-хо», не «ху-ху»,
Не «хрю», не «ку-ку», не «ха-ха».

Кричи, мой Гагарин, Гоген и Гюго,
В угаре, коль песнь дорога!
Покуда у нас эге-ге – ого-го,
Потуда и впрямь га-га-га.

13.07.03


СТИХИ О РУССКОМ ЭРОСЕ

Она. Ему ногу целует, хоть ей на работу пора.
Стопу или голень, колено, рукой по бедру утекая.
На месте её невозможна и, значит, не будет другая.
Особенно если, конечно, особенно если с утра.

Она улетает: подъезд, подворотня, собаки, трамвай,
Тычки, перегар, перепалки, коты, проходная завода,
Директор-ворюга, начальник-*, се – родная природа,
Часть участи общей, расейский родимый кривой каравай.

Он. В общем, не спит, лежебока, к башке его льнут голоса.
Лежит – волосат, голозад – депрессняк в черепке раздувает.
Потом он зевает, встает по-медвежьи, глаза разувает
И в зеркало смотрит. И сразу отводит пустые глаза.

А тот, что вот там, в амальгаме, за гранью, – глядит и глядит,
Всё смотрит и смотрит в упор, перевернутый справа налево.
Он ложью питается – тот – как буханкою черствого хлеба,
Но правды взыскует, пытая не в шутку, как честный бандит.

Куда ты намылился, друг? А намылился он для бритья.
Таков ритуал, процедура, что сущность его образует.
Когда-то по-новому, может быть, он свои очи разует
И этим – ведь хотца! – избегнет страды неизбежной, битья.

За всё – воздаянье. Получишь. За зло, за добро. Целлофан
Бездарных исканий шуршит-шелестит… Целомудрие? Словом,
Почто мимо цели летишь, безотрадный, безвольный профан?
И палец ноги – он всё саднит и саднит, горит, поцелован.

13.05.01



ЕЁ НОГА,
ТОЧНЕЕ, ДВЕ ИХ

конечно коль сзади
взгляд сперва упирается в ниже
что подрагивает (при ходьбе?) но несильно
здесь мера должна быть;
я б
начал терпеливо (постепенновец!) снизу
от пятки-щиколотки
медленно глазом чи носом-щекой
(ресницей попробуй)
по голени (слово ж уместное: голень сплошная)
к гол-убенькой жилке под черточкой, что обратна коленке
(тебе как лучше: едва эпиляции после
или когда волоски уже чуть отросли?)
погоди-ка, каким таким «носом»?
ты ж пока лишь глядишь
(или гладишь?)
ах, да
гляжу; вот здесь очень трепетно
Nota bene! вот эти трапеции
расширяющиеся (дери их комар, эти длинные,
страшные наши причастия – расширяющиеся)
вверх от коленей
(– ты ж сзади!
– да помню, помню!)
должны быть такими
вот именно не такими а такими
то есть если чуть уже иль шире ну толще
то все напрасно
никакого космоса не случится
(ух, чудное слово ж: случится)
но счастье: такие и есть, совсем уж такие, и ты
толь и можешь что выдохнуть
«гыммммм» преутробное
тут тебе шаг до Завета до Ветхого
тут тебе

о, зачем она ходит по дому в короткой
двадцать лет она ходит мне
на полку на верхнюю тянется в шкапе
сбоку когда погляжу, то вот эта дуга
от колена идущая вверх
здесь уж абрис живой окоём
(звук последний как «б» произнес; вот-те насморк)
за него загляну
вот когда стихотворец тебе
вознадобен язык твой
великай могучий
песнь-твоя-песней
где холмы сбегаются
к черной кудрявой долине
ой долина кудрявая

рашнский эрос




***

Плоть значенья не имеет?
Вот я руку отрублю –
Ту, что в похоти умеет
Или тянется к рублю.

Коль вы пялитесь на ляжки,
На задорные зады,
Я не дам и вам поблажки,
Вырву вас, глаза, тады,
Чтоб не бабския обтяжки
Видеть – райския сады!

Чтобы пела в (д)ухе арфа,
Чтобы шел я, человек, –
Как Дивеевская Марфа,
Не подъемля вовсе век.

Тот юродив, кто вериги
Нацепил на тайный уд?
Но, себя калеча в иге,
Он не стал в ряды иуд.

Сколько ж можно х..м охать,
Ухать филином в ночи?
Ты меня «достала», похоть!
Тело, сникни, замолчи!

Ты – вместилище соблазнов,
Хоть замыслено – как храм.
Я живу, в тебе увязнув,
Страсти ходят по вихрам.

Не маячь мне на дороге,
Бездуховно не трынди,
Не кажи кривые роги,
Плоть! Уйди, уйди, уйди…




И два опуса другу:


ЧЕТЫРЕ

Андрею Полякову

Поклонная грекам ли, таврам, причастная ль высшим лугам,
Одна – равнодушна к литаврам, хвалениям, льнущим к ногам, –

Приходит к кенту, что кентавром снедает словес чуингам –
Чугунным врачующим лавром четырежды дать по мозгам.

Не три, а четыре, четыре удара – большой голове,
Чтоб Торе внимала, Псалтыри, Плотину иль прочей плотве,

Летающей в зарослях Леты по времени – впрямь или вспять.
Заметы пииту, заветы, за кои повадно – распять.

Все это – законы полезны для зычной пиитской души.
И он подзатыльник железный приймает – как пай анаши.

И дышит, и видит, и внемлет – ушибленный Музой, шальной.
И сферную музыку емлет, радея о твари земной.

“И грустную песню заводит, о родине что-то поет…”
И песня – пиита заводит, куда-то – ужо – заведет!

Запомни: не три, а четыре! – квадрига, квартет и квадрат.
В заветной завещана лире цифирь неизменная, брат!

Пока не сподоблен – в терновник, где мучил дитя иудей,
Держи Аполлонов половник, хлебай Каллиопин кондей!

12.05.01


ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЙ ОПТИМУМ

А. Полякову,
Как автору поэтического сборника «Орфографический минимум»

Нет, честный Поляков, тебя не перевес(з)ть
чрез речку Речь, за Даль – для датцев аль поляков.
Ты чудь как будто весь. Но это ли не честь:
сойти – как есть – на нет; утечь, как кот, – наплакав.

Кой тя благословил, мой лучший Поляков,
на трудный подвиг слов – во славу записную?
Восстав, горе влеком, меж гласных дудаков –
согласный апостроф – воссядешь одесную.

Сказать ещё? Дружок, уж ты – весьма пингвин!
Заглавное яйцо согрел пузцом заботы.
Что Гудвину – кранты, тем – радостен раввин.
А ты обоих сгрёб в воскресный суп субботы.

Да, добрый Поляков, лень дела – наша мать.
Но ловчему словцу – не положить предела.
Для ча ставриде всей Тавриду понимать?
Жуёт себе своё – куняя то и дело.

17.10.02

Станислав Минаков, 2003

Сертификат Поэзия.ру: серия 647 № 19005 от 15.10.2003

0 | 2 | 3147 | 17.11.2024. 19:38:27

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []