Из мира трав и полнолунья
на свет открытого окна
ночная бабочка июня
влетает, шорохов полна.

Пока огонь мой не потушен
и не пропел вдали петух,
стрекочет рядом дух заблудший
или своё нашедший дух.

Есть чудеса у летней ночи,
но есть и нужная строка,
и шёпот думы неумолчной
и свет спокойный ночника.

Есть в этом странное влеченье.
И станут бабочки опять
луны огромное свеченье
на одинокий свет менять.

Какое счастье не заметим,
какую истину найдём
под этим избранным, под этим
теперь пожизненным огнём.




* * *



Заполнит веранду моторчик шмеля,
пропахнет сиренью квартира.
Давай улыбнёмся , подруга моя,
несчитанной мелочи мира.

Настойный озёрный чешуйчатый чад
и тёмные всхлипы удода...
Давай улыбнёмся. До гроба богат,
от таволги до небосвода.

Превыше ли это отпущенных сил...
О, как мы бескрылы, голубка!
Кто ж тяжкую душу вот так размягчил,
что пьёт это небо, как губка?

О это вместилище мошек, скворцов
достойно невольного стона
за утренний дух молодых огурцов,
грохочущий запах озона!

За то, что полно человечьих преград
меж нами и просто сиренью,
за плен ожиданий, рассеянный взгляд
и только урывки прозренья.