* * *
Ко мне небезучастен, жил за окошком клён.
В погоду и ненастье учил с пристрастьем он,
Как ворошить солому под каплями дождя,
Как изгородь у дома построить без гвоздя...
Допёк – я с ним повздорил, решив, что сам с усам.
Умолк мой клён. А вскоре пришлось расстаться нам.
Что стало с ним, не знаю – далече дом и сад –
И вот унять мечтаю солёный вкус утрат.
Прошу у жизни малость, став проще и мудрей:
Чтоб клёна ветвь касалась никчёмности моей,
Чтоб листья шелестели резные надо мной
В забытом богом сквере у площади Сенной.
* * *
Над вечереющей рекою стада пасутся и холмы,
Сорит, как мелочью, листвою, не зарекаясь от сумы,
Лес... Лунная подвода остановилась на постой,
Не зная броду, сунусь в воду за оторвавшейся блесной.
Не каждый жест рождает слово, а жизнь — не всякая звезда!
Я пастуха глухонемого спросил, как спрашивал всегда:
«Устал, поди-ка, дядя Лёня, осточертели комары?»
Он, примостившись на соломе, щепотку вытащил махры
Из медной банки. Я причалил. Ведя безмолвный разговор,
Курили мы табак с печалью такой, что плакал косогор.
Туман рассеивался, ячнев. В один из долгих вечеров
Стал понимать я Лёню, значит — пойму и Господа без слов.
* * *
Я однажды встретил Бога. Правды не было в ногах —
Посидели у порога, повздыхали: «ох» да «ах».
У крыльца трава дымилась, и в плетень шиповник врос.
Дружбы с Богом не случилось — табачок курили врозь.
Бог исчез — тоска осталась смутным отблеском в душе.
С юга туча надвигалась, дождь посыпался драже…
Я лежал, не наблюдая, как счастливые, часов.
Утро встало. Птичья стая хищно кружит над овсом,
Лужи мутною посудой… Шепчет вербам старый лог:
«Может, выбрав словоблуда, адресом ошибся Бог?»
* * *
И мимолётная звезда к цветку сиренево-ночному,
И родниковая вода из детского ведёрка в омут,
Свет, притворяясь мотыльком, уселся на твои коленки,
Так и не пойманный сачком плут, озорник, проказник мелкий.
А ты плела себе венок, упрямую сдувая чёлку,
А я бежал, не чуя ног, влюблённый по уши мальчонка —
Спешил к тебе, лучистой, нёс, открытый жизни нараспашку,
Росы сверкающую гроздь и сердце друга под рубашкой.
Прошли года и век прошёл большими грузными шагами,
Жук-краснобай (не богомол) облюбовал холодный камень
Как сцену и повёл рассказ о юной парочке беспечной…
Смеялись, плакали подчас, улитка, бабочка, кузнечик.
* * *
На ясном поле обмолот,
Аж сводит судорогой небо.
Мой дед на мельнице живёт,
Чтоб на селе хватало хлеба.
Спешит, звенит велосипед —
На мельницу с обедом еду,
А дед мой (бел, как белый свет)
И не торопится к обеду.
Когда забот круговорот,
Не время помыслам досужим —
Столпотворенье у ворот,
И он один всем сразу нужен.
Дед умер в Пасху. По реке
Шёл лёд, как хлебные обозы,
Шёл к дому люд… На ветряке
Лил ангел горестные слёзы.
* * *
Как полотняный рваный пояс,
Вблизи вокзала скорый поезд.
Сижу в купе, к стеклу пристроясь, —
Не очень, знаете, пленэр.
Снаружи стрелочник небритый —
Как лошадь в стойле, бьёт копытом
Да так ругается мастито,
Что юный милиционер
И вся ремонтная бригада,
Сажая дядю в «воронок»,
Необычайно были рады
Услышать пьяный храпоток.
Мы тронулись. Огни вокзала
Погасли. Дыбилась река,
Луна от взгляда ускользала,
Как жирный линь от рыбака,
Колёса пишущей машинкой
Стучали, дребезжал стакан…
Попутчица с сырой простынкой
Свой демонстрировала стан.
Меня с ней доля холостая
Свела, как видно, неспроста —
Охапки пышных слов бросая
На бархат чистого листа,
Душой я пел любовь к посёлку,
Где крыша домика в снегу,
А мысли, словно дятел ёлку,
Долбил вопрос: её смогу?
«Квалификация какая?» —
Спросил я, не понять зачем.
Она зарделась, прикрывая
Косынкой тропочку в эдем...
«Я мастер высшего разряда!» —
Сходя на станции, мельком
Заметила и гордым взглядом
Прожгла, как тряпку утюгом.
Темно. Откаркали вороны.
Луна с кадилом и кайлом
Явилась — не для разговора,
А крест поставить на былом.
* * *
Итак, о белых лебедях. Пруд за окном, ныряют утки
(Я, кстати, их кормил на днях), непримечательное утро
Лелеет сумрачность, печаль… Но, будто снежная лавина,
Проплыли парами в лучах рассветных лебеди над илом.
Облезлый кот-парламентёр, когда пришёл за карасями,
Глаза от изумленья стёр — огромные, как пляж Майами.
Преобразился водоём! Добропорядочная жаба
Надулась мыльным пузырём до исполинского масштаба.
Дорога, рванная по швам, трава неубранной постелью...
Я удалял привычный спам из телефона. Кроткой трелью
Звонок. Твой голос, как вода, волной ласкающая берег…
Ты не вернёшься никогда из этих чёртовых америк!
Сергей, спасибо за стихи. Они , по-моему, становятся всё более зрелыми, понимающими, объективными к самому себе и снисходительными к другим авторам. И это хорошо. У каждого своя мера таланта.
Кажется, редкий случай, когда стихи сами воспитывают автора, не дают фальшивить.
Понравилось о клёне. Вообще люблю стихи о деревьях.
Кажется, вы друг друга чувствуете.