Мороз ушёл, поля открылись взорам

Снег сгинул, и весна теперь спешит

Лугов оживших приукрасить вид;

Горды деревья: в срок набухли почки,

И пышно распустилися листочки.

Давлийский менестрель среди ветвей

Льёт трель о том, как был жесток Терей.

Днесь ветерок ласкает здесь просторы;

Никто не вспомнит северного вора:

Всё – лес, и луг, и каждый кустик мал

В их жалкой наготе он оставлял.

И видно, что терзала злая буря

Упрямый дуб, свирепо брови хмуря;

Но стихло – и опять его листва,

Кивая бризу, шелестит едва.

Война как буря: можно в ней лишиться

Вина и масла, мёда и пшеницы;

Когда вражда – безумия венец –

Свой буйный нрав остудит, наконец,

Тогда с надеждой всё ж на мир счастливый

Вновь голубь принесёт нам ветвь оливы.

Robert Herrick

642. Farewell Frost, or Welcome the Spring

Fled are the frosts, and now the fields appear

Re-cloth’d in fresh and verdant diaper.

Thaw’d are the snows, and now the lusty spring

Gives to each mead a neat enamelling.

The palms put forth their gems, and every tree

Now swaggers in her leafy gallantry.

The while the Daulian minstrel sweetly sings,

With warbling notes, her Terean sufferings.

What gentle winds perspire! As if here

Never had been the northern plunderer

To strip the trees and fields, to their distress,

Leaving them to a pitied nakedness.

And look how when a frantic storm doth tear

A stubborn oak, or holm, long growing there,

But lull’d to calmness, then succeeds a breeze

That scarcely stirs the nodding leaves of trees:

So when this war, which tempest-like doth spoil

Our salt, our corn, our honey, wine and oil,

Falls to a temper, and doth mildly cast

His inconsiderate frenzy off, at last,

The gentle dove may, when these turmoils cease,

Bring in her bill, once more, the branch of peace.