*  *  *

Домишки щербаты, как старые ложки,
По улочке стелется вонь от карбида,
Тусклы фонари, и скрипучие дрожки
Ползут по России уездного вида.

Я снова турист! Приникаю к истокам,
Глушу проявленья рыданий и спазмов,
Всё чувствую слухом, и нюхом, и оком –
От милых глаголов до милых миазмов.

О, здравствуй, страна разорённых поместий,
Несбывшихся судеб, ненабранной выси!
Твой бард-основатель чурается лести
(Ну разве что в письмах прелестной актрисе!)

Сутулится. Скромен. Пенсне и чахотка,
Обычная в климате мглистом и хмарном.
Ах, как же нежна с ним актриса-красотка
В супружестве, скажем так, эпистолярном!

Но это их дело. Брак, смею заметить,
Есть тайна двоих. Впрочем, может явиться
При шляпе и трости какой-нибудь третий,
Как это случилось у дамы и шпица...

А воздух недвижен, а смог керосинов,
И Котик уродует бедного Листа,
И вишни под корень, и Петя Трофимов
Готов к романтической доле чекиста.

Бездарен. Глаза близоруко-косые.
Восторженно брызжет слюною и страстью.
Такому дай волю – он четверть России
Пристрелит в стремлении к общему счастью.

О, чеховский сад, потаённый и пёстрый!
Здесь прячутся душечки и попрыгуньи,
Ионычи, фирсы, и нудные сёстры,
И славная нежить, и нежные лгуньи.

Встречаются также и странные твари:
Нет-нет, не пугайтесь, не ведьмы-кощеи! –
А вроде бы люди, но люди в футляре,
И вроде бы Анны, но Анны на шее.

Дух этой страны и таинствен, и ясен:
Она-дe святая, да жизнь виновата!
Для тех же, кто вдруг со страной не согласен,
Найдётся большая шестая палата,

Надёжно и мягко оббита, со входом,
Закрытом снаружи, чтоб выйти не смели...
А дальше маршрут мой был связан с народом,
Живущим под сенью великой «Шинели».