«Пятнадцать человек на сундук мертвеца. Йо-хо-хо, и бутылка рому!»

- я потерялся в небе               
  нет никого со мною
- можно я буду рядом,
  пледом тебя укрою?               
- лучше я лягу с краю
  к волчьим теням  поближе
- нет, мы затопим печку         
  и почитаем книжку            
- ты мне наверно снишься,
  в доме темно и пусто
  я как всегда споткнулся
  о беспредметность чувства
  малость поиздержался,
  вымыслов не хватило
- разве ты можешь больше?
- большего хочет сила!
- дразнит вино в бокале
  узким зрачком карминным
  выпьем за нашу встречу
  в жизни, пустой и длинной
  на огонек слетелись
  странные гости ныне               
  будем их байки их слушать,
  чтоб разогнать унынье

                *
мертвых пиратов враки,
шепот пустых ракушек,
треск попугая резкий -               
бедствий сигналы глушат

волны эфира множат
брань виртуальных чаек             
солнце прибито к небу
тени не отвечают               

SOS прозвучит ли близко
прямо под кожей моря
или прошепчет имя
голос с ветрами споря –               

синяя бездна дышит
тени молчат угрюмо
и наполняют волны               
шелестом чрева трюмов          
 
память на ключ закрыта               
в старый сундук пиратский
под мертвецов слоями               
скрытый в могиле братской

есть и бутылка рома,
и попугай болтливый
мертвые здесь как дома          
вряд ли уйдут с отливом            

досуха вечер выжат
вздулись течений жилы             
время и море слижут
мертвых и тех, кто выжил
               
город лежит в руинах
вечера гильотина
дню отрубила руки          
в сумерках бьются звуки            
бабочками большими               
их на латыни имя –
память об Ахероне             
желтый оттиснут череп      
на черно-буром фоне
бражники кружат тучей
сеют озноб за ворот
черной пиратской меткой      
спящий накрыли город
под Дэви Джонса хохот               
тень от крюка-протеза
острым серпом затменья
ночь норовит изрезать 

                    *
Ракушка-ракушка, русалочье ушко,               
В ней воздух свернулся клубком,               
В ладонях прибоя звенит погремушкой,               
Пока не забьется песком.

И рындами всех кораблей затонувших,
На дне позабытых морском, 
Бьет склянки и ищет свободные уши,
Печалясь, не помня о ком.               
             
К волшебному уху свое ты приложишь –
Сквозь призрачный хор голосов       
Дыханье пучины расслышать ты сможешь      
И брачные песни китов.

Спиралью закручена, моря валторна,
Слоев обертоны взрастив,               
Гудит, не смолкая, исчадием шторма,
Простой повторяет мотив.               

Для будущих песен совьет геликоид,               
Рог звонкий – тритонам трубить.
Прилежно узорные башенки строит,               
Чтоб музыке было где жить.               

Утроба ракушки белей алебастра,
В ней спят до поры семена
Историй пиратских, и звоном пиастров
Ее сердцевина полна.               

Порой предрассветно она розовеет,               
Впуская зарю в лабиринт,               
И бриз над затерянным островом веет,
Где спрятал сокровища Флинт.   
         
"Эй, Дарби Макгроу, подай-ка мне рому!" –            
Проклятый трещит попугай.               
Нельзя, что ли, птицу назвать по-другому?
Заладил: "Подай да подай!"

Досказаны сказки и песни допеты,
И кончился рома запас.             
Посланье в бутылке отыщется где-то,
И, может быть, вспомнят о нас.

Медузы щекочут, как крошки в постели,               
Тела разыгравшихся волн.
А море ракушки с их песнями смелет               
В чуть слышный серебряный звон. 


p.s. Acherontia atropos - бражник мертвая голова