1.
Жилец моей соседки,
В ратиновой жилетке,
Любил портвейна выпить
И вспомнить эту мать.
Но влюбчивая дама,
Не вынося «Агдама»,
Изволите ли видеть,
Решила тосковать.
Позавтракав немножко,
Присевши у окошка,
За чашечкою кофе,
Пускала дым клубком –
В системе коридорной,
Где ванная с уборной
(А на стене корыто) –
Зовутся санузлом.
Приехал из Помпеев
Фотограф Иудеев.
Фотограф Иудеев,
А с ним и аппарат;
И магний, и тренога…
Но сам он, е-ей богу,
Пугливый, как сорока,
Соседкой был заснят.
2.
Фотограф Иудеев,
Приехав из Помпеев
И, поселясь в квартирке
На третьем этаже,
Стоял у занавески,
Линялой после стирки;
Ветчинные обрезки
Он доедал уже…
А вечер опускался
На крыши, где антенны.
И лики, красноваты,
Глядели со стены:
Шиньоны и укладки,
И вырез вдохновенный –
Духов и бриолина
Задумчиво полны.
Фотограф Иудеев
Одевшись поскорее,
В сад Баумана летний
Отправился, спеша.
Надел он панталоны,
И галстук не последний,
И шляпу из соломы,
Таинственно шурша.
Загадочен под вечер,
Он вышел, не замечен:
Ни старою еврейкой,
Ни токарем хмельным,
Ни Шариком унылым,
Ни искрящим точилом,
Ни батюшкой в скуфейке –
И ни собой самим.
Фотограф Иудеев,
Протиснувшись в аллею,
Приближился к эстраде –
Как муха к скорлупе.
Там пел миниатюры
Затейливый Велюров
Разряднице-Наяде,
И чуточку – толпе...
И стал он очень добрый,
Помпеевый фотограф.
Особенно у стойки
И с кружкою пивной,
А в ней глоточек водки…
Уж эти фотки, фотки! –
Сад Баумана летний
Под шаткою луной.
3.
Пройду у зеленого,
Сверну у бакалеи,
И на Басманной Старой
Найду стакан вина…
Фотограф Иудеев,
Фотограф Иудеев
Заслушался гитарой,
Что плачет из окна.
Он в кепке из ратина.
Из-под неё пружины,
Не зная бриолина,
Задиристо торчат.
В очках, как Заболоцкий,
Чуть хриплый, как Высоцкий,
Худой, как балерина,
Талантливый, как Плятт.
Зачем же одиноко
Живёт поэт от бога,
Страстей ретушировщик,
Мгновений корифей?
Зачем в пустой квартире
Играет он на лире –
Давидовой попроще,
Иоськиной – честней?
4.
Стучала на машинке
Старушечка седая.
А за окошком плавал
Глазастый та-рамвай...
И ученик приходит.
И гитарист играет.
И ученик «хватает».
А тот ему: «хватай!»
И надо же случиться!
Приходит ученица.
Взволнованный маэстро
Пускает флажолет.
Он очень удивлённый,
Он в юную влюблённый.
Он не находит места.
Он не находит – нет!
Но рядом очень добрый
Помпеевый фотограф.
Он вкрадчивой рукою
Берёт фот-аппарат.
Он «выдержкой» играет
И медленно снимает.
И в сумрак отступает,
В мелькнувший век, назад.
5.
Ах, я не молодею,
Живу себе, Помпеи,
Печальные Помпеи
Из туфа возвожу.
И пепел разгребаю,
И красочно вздыхаю,
И о левадской фее
Таинственно тужу.
И видится порою
Мне угол с мастерскою:
Печальные ступени
Сползают в погребок.
Там проявляет плёнки
Фотограф Иудеев
И жжёт шипучий магний,
Как древний полубог.
И ящик на треногу,
С огромным объективом,
Как будто глаз циклопа,
Любовно ставит он.
И, спрятавшись красиво
Под холстяную тогу,
Снимает бант мой шейный
И мамочкин шиньон.
Еще – снимает вместе:
Меня, отца и маму.
(Но это было прежде
Везувьевых проказ)
Я в распашонке – между…
Не пил отец «Агдама»
Тогда ещё, в надежде
На свой счастливый час.
Тогда писал он песни,
Которые не слушал,
К гармоньи равнодушен,
Помпеевский народ.
Отца заснял скорее
Фотограф Иудеев –
И юный не стареет,
Бредя из рода в род.
6.
А впрочем, жил он бедно,
Ловитель беззаветный
Пространственных сюжетов,
Мгновенных перспектив;
Желаний мимолётных,
Мечтаний беззаботных…
Весь сор тащил он модный
В циклопов объектив.
Бывало, бога ради
Он ел бычки в томате,
Кромсая открывалкой
Корёженную жесть.
И, выпив четвертинку,
Благодарил весталку,
И наблюдал сквозь линзу
Такую теле-дресь!
И видел Маслякова
И бойкую Жильцову,
И Озерова слышал
Взрывной речитатив;
Леонтьеву в укладке,
Сенкевича на грядке,
Гудящую заставку
В программный перерыв.
А за ночным окошком
Кричал сверчок немножко.
Стучали одиноко
По улице шаги…
Фотограф Иудеев
Тушил за нитку плошку
И воспарял высоко,
Как ангел из фольги.
7.
На сонной Украине,
На хуторе Железном,
У поля кукурузы,
Охваченный ремнём,
Стоял я одинокий.
Ко мне явился в сроки
Фотограф Иудеев
Везувьевым огнём.
Он камеру наводит
На срочного солдата:
Меня он просит птичку
В «окошке» увидать.
Но ничего не вижу…
А старость ближе, ближе…
Ефрейторскую лычку
Не стану пришивать.
8.
Каток навроде лона,
Сугробом оторочен.
Звенят коньки девичьи,
Галдят коньки ребят.
Комодные фигурки
Катаются влюблённо,
А конькобежцы гусем
Раскатисто летят.
Но что бы это было
Без грустного винила,
Что содрогает рупор,
Печальный, как струна?
Без музыки житейской? –
Без камеры помпейской,
Без слов, вводящих в ступор
Часы – и времена.
9.
Как трогает за сердце
С торчащей ватой дверца!
За нею молодые
Построили семью.
Но сердце ноет нежно:
Дух дилетантства прежний
Подует – и кифару
Потрогает мою.
Жилец за всё берётся:
Он пишет и рисует;
Как Рыбников, гитару
Снимает он с гвоздя.
И вроде бы и всуе…
А что же остаётся? –
Прожить без дилетантства
Практически нельзя! –
В фатере караковской,
На улице Ольховской
Имея дочку Лену
И Галочку жену;
Влезая в шаровары
И мучая гитары
Басово-вдохновенно-
Шелковую струну.
А ночью, ходом чёрным,
Спешит к нему проворный
Фотограф Иудеев,
Худой, как лунный свет.
Сквозь двери он проходит,
И тихой цаплей бродит,
И на жильца наводит
Свой беспощадный «ФЭД».
10.
Троллейбусного парка
Директор превосходный
С бутылочного горла
Снял синюю фольгу.
И пил он простоквашу,
Похожий на доярку, –
Напиток столь народный,
Как тёлка на лугу.
Директор Фарисеев
Не жал, не прял, не сеял.
Скомандовал: «Скорее,
На линию бегом!»
И тысяча усатых,
Голубеньких, глазатых,
Поплыли за Булата
Рассветным огоньком.
И так они поплыли,
И барда подхватили:
Очкарик-Окуджава
В окошке – как урюк…
И тут, беды скорее,
Явился Иудеев.
И этот день лежалый
В футляр защёлкнул вдруг.
11.
Та самая Леила,
Что «Беломор» курила,
И что похоронила
Троих мужей седых, –
Как ходики сипела,
Бранилась и старела,
И бегала быстрее
На тапочках кривых.
Та самая Людмила
К фотографу ходила,
Через моста перила
Смотрела «на путя».
Там плавали вагоны:
Цистерны, как бидоны,
Товарные, как ящик
Без ржавого гвоздя.
Там маневровый бегал
Без цели, с фарой бледной.
Зелёный пассажирский
Тянулся, как всегда.
А Павловна спешила,
И Павловна курила,
И Павловна успела,
На фото отснята…
На мраморе щерблёном
Несхожестью не дурят
Пришедшего под липу
Цыганские черты
В овале обрамлённом, –
(Ну разве что не курит)
А вылитая Люда,
И волосы седы.
12.
Не так давно, лет сорок,
А может, сорок с лишним
Тому назад, печально
На станции глухой,
Фотограф Иудеев
С пыхтелочкой из вишни
Стоял во мгле вокзальной
И мне махал рукой.
Счастливо оставаться!
Вагоны поезд дёрнул;
Басово, как Маторин,
Запел электровоз.
«Вы будете сниматься?», –
Спросил фотограф в чёрном.
И бабочку поправил,
Знакомую до слёз.
«Не буду я сниматься», –
Сказал я и заплакал.
И медленно фотограф
Поплыл назад, назад, –
Носильщики-татары,
Шатеночки под лаком...
И превратился в точку
Мой век, как говорят.
Конец
2020 г.
Владимир Мялин,
2025
Сертификат Поэзия.ру: серия
1319
№
187072
от
08.01.2025
4 |
6 |
140 |
24.01.2025. 03:16:00
Произведение оценили (+):
["Пахомов Сергей Станиславович", "Владимир Старшов", "Аркадий Шляпинтох", "Нина Есипенко (Флейта Бутугычаг) °"]
Произведение оценили (-):
[]
Тема: Re: Фотограф Иудеев Владимир Мялин
Автор Владимир Старшов
Дата: 09-01-2025 | 10:16:10
Дорогой Владимир, согревательно и чудно, и сентиментально в самом высоком смысле. И самая человечная правда светится сквозь житейский наш сюрреализм, самый тёплый во вселенной.