Она подошла бесшумно сзади, обхватила его руками, прижалась губами к плечу – дорогой ему ритуал. Постояли минуту-две – он молчал. Он любил такие моменты. Притворялся, будто не слышит её шагов. Но он слышал её шаги, когда даже не мог отыскать её взглядом. Каким-то своим внутренним слухом…. Он всегда ощущал её рядом и был счастлив этой игре, ставшей ещё азартней чем на заре их юности безудержной страсти… А проблемы, и всякие там напасти казались смешными теперь, по прошествии лет. Да, хватало тревог и бед. Но это жизнь, в которой мы просто живём. Столько лет по счастью вдвоём. Он разнял её руки, поцеловал. Оглянулся – плачет.

- Любимая, что это значит? Я сделал что-то не так?

- Дурак! Раньше мне не хватало рук тебя обнять. А теперь посмотри, даже осталось…

Он губами утёр её слёзы…

- Лапушка, это просто усталость. Всю нашу долгую жизнь, прошу – никогда не плачь.

- Ты уже забыл, что сказал тебе врач?

-Да помню, конечно. Просил отойти от дел. Ему легко говорить. Я же столько ещё не успел. А врачи, ты знаешь, всегда ''Ох'' да ''Ах''. Но я спокоен в их надёжных руках. И уж подавно в твоих, которых хватает на нас двоих.

И чтобы успокоить её, стать как-то смешнее, пошутил:

- Просто руки твои стали длиннее, в бесконечной твоей обо мне заботе. Кроме этого – ты весь день на работе. Так что это не я, а ты виновата,

что у тебя образовались излишки обхвата…

Но время идёт, ему надо спешить. И он спокойно, и даже как-то глухо, шепнул:

-  Не тревожься, наем ещё брюхо. Я знаю, твои золотые руки, вопреки здравому смыслу и науке, из ничего умеют сотворить чудо. И любое, приготовленное, даже в спешке блюдо – вершина пирамиды кулинарии. Безусловно, вкусно готовят и другие. Но так как ты – никогда и никто. И еще, не сердись, прости. Дел по горло – вернусь после шести. По-другому я просто уже не умею. Без привычного круга дел – я зверею. И позволяю себе на тебя рычать. Но ты давно научилась меня  понимать и принимать мой стариковский бубнёж, зная, мне всё всегда в нетерпёж, и я вечно спешу. Но каждую минуту, стараюсь вернуться к твоему уюту. В объятья твоих, таких длиннющих теперь уже рук…

Она рассмеялась:

- Я запуталась в паутине твоих сказок, паук. Я качаюсь ней, как в гамаке. Всегда спокойная, мыслями налегке…

- Пока родная.

-- Давай, ступай. А то будешь опять, как сумасшедший гнать свою машину, стараясь повсюду успеть. Я привыкла бояться и бесконечно терпеть. Осторожней, пожалуйста, не лихачь. Человека сто раз не надуть, как мяч.  Обещаешь?

- Обещаю!

( Привычно вру.) Приятно гнать с ветерком по шоссе  поутру. Да она и сама гоняет, ей ли не знать… Но она другое – жена и мать. Ей за всех волноваться и всё прощать.

Об этом просто шутить, но невозможно понять.  И если моё расставание с ней  объяснимо, правда с  годами как-то страшней и страшней. Но не думать об этом – кто бы смог научить как. Начни разговор с ней об этом – тотчас:

- Сглазишь, дурак…

Он запахнул большое ему пальто.

- Ты, главное, ничего не бойся и верь.

И привычно добавил:

- Замкни за мной, пожалуйста, дверь.