Спасибо за отклик добрый, Владимир! Что касается "поручика в отставке" - это не воображение, не в моих правилах такие вещи придумывать о себе, было бы "смешновато", как говорит Нина Ефимовна. Всё с натуры, Владимир: Минское Суворовское военное училище (Мн СВУ, мы себя называли кадетами), потом  Новосибирское высшее военное училище (курсанты с юнкерами схожи); офицерская служба в Забайкалье. В Новосибирске с женой на всю жизнь встретились, вот уже более пятидесяти лет вместе. Запомнились эти годы-времена - далёкие шестидесятые-семидесятые, сквозь любые повороты дальнейшие, личные и общие. Кадетский знак с маленьким барельефом Суворова храню, как и все мои однокашники. 

Дорогой Владимир, большое спасибо! Хотелось бы ещё кое-что сказать прозой, поскольку очень уж причудливо иногда наше поэтическое слово отзывается. Итак, несколько прояснений.   У каждого из нас в голове своя госдума. Моя голова и моё сердце говорят мне, что я очень и очень далёк от пацифизма. Был и остаюсь в душе русским армейским человеком. Не люблю измов и ярлыков. Я уверен, своей собственной, а не заёмной уверенностью, в том, что наша армия отодвигает сейчас от России большую историческую опасность. Очень жаль, что мы недостаточно ей в этом помогаем, что мы не государственники. Запад, всё же, веками взращивал в себе презирающее, ненавидящее сердце в сторону России, и это западное историческое сердце изолгалось донельзя. Россия не должна, не может дальше терпеть это.  Ничего не изменилось к лучшему за последние сорок лет. В 1986 г. я написал стих с простым названием "Мечта" --
    
    Разойдутся полки и роты,
    разоденутся в свитера,
    и останутся без работы
    оружейных дел мастера.

    Сбросят танки литые башни,
    сплюнут пушечные замки,
    приударят по вешней пашне
    с тракторами вперегонки.

    И свирепый военный атом
    встанет паинькой у станков,
    и не станет военкоматов,
    и не будет призывников.

     Если вдруг такое случится -
     осчастливит эпоха нас, -
     я попробую разучиться
     по-солдатски прищуривать глаз.

И привиделось тогда мне, как будто Александр Сергеевич и Фёдор Иванович, просматривая нашу провинциальную прессу двадцатого века, дружески улыбнулись из своей дали молодому стихотворцу городской газеты: ну, слава богу, что-то понял о России... Почему бы нам по-хорошему, в меру своих сил, не быть государственниками, как они?