1

И жаворонок пел с утра,

и так, как будто в этой песне

рефреном шло: «Христос, воскресни».

Но в дом уже вошла жара.

И складками ее плаща

казались красные гардины,

раскрытые до половины

так, что виднелся край плюща,

который вился по стене,

как локон сказочной русалки.

Два зайчика играли в салки,

а третий ждал их на окне.  

Глеб встал и выпил молока

из кузнецовского стакана,

отрывок из Тертуллиана

пометив каплями слегка.

2

А жаворонок пел да пел,

и стрекотал в ответ кузнечик:

мол, всё поёшь, заняться нечем,

забыл, как много в мире дел?

С утра пораньше на гумно

слетать, порыться там в мякине, -

вдруг от щедрот Господь подкинет

одно пшеничное зерно.

В саду у сойки погостить,

в терновнике увидеть солнце

и, обернувшись веретенцем,

спрясть из лучей такую нить,

чтоб в ожидании вестей

о сыне, странствующем где-то,

мать вышивала до рассвета

и свет не нужен был бы ей.

3

"Что за фантазии, мой друг! -

Глеб думал, одеваясь быстро. -

Ты начитался символистов.

Совсем отбился ты от рук".

И жаворонок замолчал.

Глеб глянул в небо - там высоко

парил, раскинув крылья, сокол.

... В гостиной разливали чай.

Звучала домочадцев речь:

- Подлить? - А это что? - Попробуй...

И целый день так пахло сдобой,

как будто все на свете - печь.  

И сам июль, чей липкий мед

впитала пыльная дорога,

и выгон с невысоким стогом,

и низкий жаркий небосвод.  

4

Все ждали вечера, и вот он подошел.

Как будто каравай с румяной коркой,

лежала туча, золотясь, над горкой,

сад накрывая тенью грозной и большой.

И Глеб фонограф наконец распаковал,

сургуч ломая и шурша бумагой.

Он растворил окно почти с отвагой -

в саду уже с цепи сорвался дикий шквал.

Стучали яблоки, катились по земле

под рокот крон, громовые раскаты,

под треск ветвей и молний сучковатых,

под лай собак и ржание коней в селе.

Катились яблоки, крутился барабан,

дорожки клинописные бежали.

О, если б так синайские скрижали

писались! Если б так тогда Завет был дан!