Ты вызволил из кельи нестерпимой

Меня, где жить не по своей вине

Пришлось с одной тоской наедине;

Ты ветром оживляющим, любимый,

Развеял мглу, и словно херувимы,

Я излучаю дивный свет вовне,

Что поцелуем ты зажёг во мне,

Ты - мой, ты мой, мой собственный, не мнимый!

Взывала к богу, но тебя нашла,

Мой дух парит в долине асфоделей

Между добром вверху и бездной зла,

Я не печалюсь о земном уделе,

И я жива, любовь меня спасла,

Как смерть спасает душу в бренном теле.

 Sonnet XXVII 

by Elizabeth Barrett Browning

My own Belovèd, who hast lifted me
From this drear flat of earth where I was thrown,
And, in betwixt the languid ringlets, blown
A life-breath, till the forehead hopefully
Shines out again, as all the angels see,
Before thy saving kiss! My own, my own,
Who camest to me when the world was gone,
And I who looked for only God, found thee!
I find thee; I am safe, and strong, and glad.
As one who stands in dewless asphodel,
Looks backward on the tedious time he had
In the upper life,—so I, with bosom-swell,
Make witness, here, between the good and bad,
That Love, as strong as Death, retrieves as well.